Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Ко всему этому нужно добавить еще одну крохотную деталь. У нее отобрали костыль. «Потому что с костылем я могла бы ходить, чтобы согреться. А попробуй-ка согреться, когда только ползаешь. О, эти монахини были такие подлые. Конечно, так нельзя говорить, но думаю, что большинство из них попали в ад».
– Нет никакого ада, Греет.
– Нету, иногда это очень жаль, правда?
Несмотря на увечье, Греет прожила интересную жизнь. Покинув сиротский дом, она долгие годы руководила пошивочной мастерской и при этом совсем неплохо зарабатывала. Замужем она никогда не была.
– Но не думай, что я всё еще девственница, – говорит она с некоторой гордостью.
С церковью она распрощалась незадолго до начала войны. На исповеди поведала молодому священнику о своем сексуальном приключении, сказав в заключение:
– Но я об этом не сожалею. Я хочу, чтобы это случилось снова.
На что священник ответил:
– Это свойственно человеку.
Немного позже она опять встретила этого священника. В День святого Сильвестра она посетила свой сиротский дом. Было вполне приятно, время от времени даже подносили выпить стаканчик, и тогда священник наклонился к ней со словами:
– Ну и когда же моя очередь?
Сегодня Греет посетил ее племянник Херман. Грустный человек лет пятидесяти пяти, в свое время со страхом бросивший обучение на священника. За несколько недель до посвящения в сан он, под громкие причитания, покинул семинарию ради изучения нидерландистики. Это был весьма своеобразный шаг, и кажется, что и сегодня, спустя 30 лет, ему всё еще трудно встать на ноги. У него нет ни жены, ни детей, он живет на пособие и небольшие пожертвования своих родственников и друзей, которые таким образом хотят погасить некий долг. Тонкие черты его лица носят следы алкоголизма, который не вяжется с его костюмом. В этом человеке – надгробие, под которым, предположительно, скрывается скорбь. Но о чем?
Когда я вхожу в палату, они сидят рядом и рассматривают фотографии. Фото, которые привозят из отпуска. Из Аушвица. Или Освенцима, как Херман с волнением произносит. Он вовсе не выскочил оттуда, потрясенный, через считаные секунды. Нет, он неделю, если не больше, прожил в здании Главных ворот.
Не боится ли он, что его печаль пройдет, и поэтому он снова ее вызывает? Я не решился его об этом спросить. Или это неудовлетворенность из-за того, что он не испытывает преследований? Есть люди, которые тоскуют по лагерному синдрому, потому что слишком мало получают от жизни. Но Херман не таков. В качестве ответа на мои осторожные вопросы он показывает мне нежное стихотворение с трогательной фотографией убитой в газовой камере девушки, чей портрет можно увидеть в лагере.
Что Греет привлекает в Аушвице, более понятно. Полная нетерпения и не вполне здорового любопытства, она ерзает, сидя на стуле, пока Херман с раздражающей медлительностью листает свою книгу путевых впечатлений. При виде фото здания Главных ворот она спрашивает: «А, так это их здесь мучили?»
В ее вопросе звучит чуть ли не вожделение. Катастрофилия. Чувство, которое заставляет многих людей срываться с места, если где-то поблизости произошла дорожная катастрофа; или жуткая радость, которую доставляет детям муха с оторванными крылышками. Когда я был маленьким, меня захватывало представление, должно быть разыгрывавшееся в машине «скорой помощи», которая после несчастного случая уезжает с места происшествия со своим страшным грузом. Прелесть профессии врача состоит в том, что ты можешь находиться в этом зловещем месте, и никто тебе не скажет: «А ты что здесь делаешь? Ну-ка вали отсюда!»
Херман рассказывает, что в Аушвице целый день подъезжают и отъезжают туристические автобусы. Посетители хотят наконец-то заглянуть в машину «скорой помощи», думаю я. Ведь никто же не приезжает в Аушвиц ради того, чтобы избавиться от юдофобии?
– А ты не думаешь, что Аушвиц или такой фильм, как Schindler’ List[36], может стать предостережением? – спрашивает Херман почти риторически.
Я говорю, что это сомнительно.
– Представь, что у кого-то хобби распиливать щенков пополам цепной пилой. И если об этом сделают захватывающий фильм, ты пойдешь его смотреть?
– Я – нет.
– Нет, потому что знаешь, что щенки существуют не для того, чтобы их распиливать надвое. Будешь ли ты после такого фильма еще больше в этом уверен?
Убежден, что люди смотрят фильм Список Шиндлера, чтобы успокоить себя вопреки самим себе. Подавленные, они выходят из кинотеатра и с удовольствием выставляют эту свою подавленность напоказ. Ценой стоимости билета в кино морально они сразу же оказываются на высоте, можно сказать, рядом с Визенталем[37].
Но у Хермана есть еще доводы:
– Я не сомневаюсь, что люди с неярко выраженными пронацистскими симпатиями, посмотрев такой фильм или после посещения Аушвица, оставят свои идеи.
– Не думаю, что люди вообще поддаются воспитанию в подлинном смысле этого слова, – парирую я. – Чему вообще можно научить людей? Один плюс один равно двум, сначала подуть на чай, а потом уже пить. Но чему-то большему?
Греет уже надоели все эти разговоры о недоступных машинах «скорой помощи» и щенках.
– Хватит, покажи-ка ему снимки газовых камер.
Еще раз спрашиваю Хермана, почему в 1994 году кто-то мог захотеть прожить пару недель в Аушвице?
– А почему ты работаешь в больнице? – спрашивает он в свою очередь.
– Ну, есть много чего, что меня здесь удерживает. Погоня за деньгами, любопытство, инстинкт врачевания, страх смерти, лень, если пошарить вокруг да около; ну и чтобы не осложнять ситуацию, не буду касаться своих проблем с морфином – и так слишком много говорят об этом.
– Ну что ж, бойко и без утайки, – говорит Херман, – но каковы же все-таки истинные причины?
Прохожу весь ряд снова.
– Инстинкт врачевания, пожалуй, мы вычеркнем, сейчас на это вряд ли есть спрос. Я имею в виду то, как это делал Иисус: плюнуть, взять немного песка, смешать, смазать этой кашицей веки, скорбный взгляд в небо – и готово. Проиллюстрировать гравюрой Рембрандта[38].
Херман смеется, но ведь я, перед тем как стал изучать медицину, действительно думал, что и вправду смогу делать нечто в этом роде. Этот вид врачевания, или что-то вроде, встречается в нашем деле исключительно редко и под силу только весьма ограниченному сообществу, членом которого можно стать лишь после многолетней инициации, которая чаще всего выкорчевывает наиболее интересные участки твоих больших полушарий.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
