Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Исследование тела датчанина-кравчего можно считать классическим случаем «полноценной» судебно-медицинской экспертизы. Царь особым указом дал врачам задание и поставил вопросы, на которые им нужно было ответить. Врачи осмотрели труп и даже применили такой метод дополнительного исследования, как зондирование («в ту рану щупом щупали»).
В некоторых случаях комиссии были гораздо представительнее. В 1616 году в невесты царю Михаилу Федоровичу выбрали некую Марию Хлопову, боярскую дочь, которая в царских невестах по обычаю того времени сменила имя и стала зваться Анастасией. Желая помешать этому браку, бояре Салтыковы, бывшие давними врагами Хлоповых, распустили слухи о том, что Мария-Анастасия страдает падучей болезнью. Царь, узнав об этом, разгневался и сослал «обманщицу» вместе с ее родными в Тобольск, откуда они перебрались в Нижний Новгород. Семью годами позже Михаил Федорович вдруг вспомнил о Хлоповой и велел произвести дознание. Для освидетельствования Марии-Анастасии в Нижний была отправлена делегация, состоявшая из двух знатных бояр – Федора Шереметева и Моисея Глебова, архимандрита Чудовского монастыря Иосифа, придворных врачей Валентина Бильса и Артура Дита и врача Аптекарского приказа Бальзира. Ну а чего вы хотели? Речь же шла о царской женитьбе! Комиссия нашла, что девица Хлопова полностью здорова и если чем и страдает, то небольшим расстройством желудка. Однако жениться на Хлоповой Михаил Федорович так и не смог, потому что этому противилась его мать, инокиня Марфа. Она грозила сыну: «Если Хлопова будет царицей, не останусь я в царстве твоем».
Также врачам Аптекарского приказа приходилось проводить экспертизу деятельности своих коллег. Так, например, в 1686 году в ходе расследования скоропостижной смерти подъячего (то есть делопроизводителя) Ямского приказа Юрия Прокофьева было установлено, что умер он в результате отравления сулемой, каковую аптекарь Мишка Тулейщиков спьяну отпустил лекарю Андрею Харитонову вместо «потового лекарства», то есть жаропонижающего лекарственного средства «из глаз раковых деланных». «Дана им была в застенке очная ставка, – написано в материалах уголовного дела, – и с пытки он Микишка говорил прежния свои речи, что ту сулему вместо раковых глаз продал он не нарочно, и никакой недружбы у него с ним Андреем и с подъячим не было». В конечном итоге виновным в смерти подъячего был признан Тулейщиков. Отделался он довольно легко – ссылкой в Курск. Могло бы быть и хуже.
Можно предположить, что подобных врачебно-аптекарских ошибок в то время совершалось много. Наказывали за врачебные ошибки очень строго – если пациент умирал от неправильного лечения, то врача могли казнить. «Буде из них кто нарочно или ненарочно кого уморит, а про то сыщется и им быть казненным смертию», говорилось в одном из указов. Примечательно, что расследование по делам такого рода могло проводиться и без участия врачей-экспертов, которые далеко не всегда были под рукой у тех, кто вел следствие. Напрашивается закономерный вопрос – как так можно? Разве может неспециалист решать профессиональные вопросы, да еще такие сложные, как оценка правильности проведенного лечения? Тогда считалось, что может. Например, если родственники умершего пациента показывали, что он умер сразу же после того, как выпил лекарство, приготовленное врачом, то вина врача считалась установленной. И в самом деле, ведь от правильного лекарства с человеком ничего плохого случиться не может! В реальности же все гораздо сложнее и тяжелобольной человек может испустить дух после того, как выпьет правильно приготовленное и обоснованно назначенное ему лекарство.
Взять хотя бы случай с отравлением несчаст-ного подъячего Ямского приказа. В дошедших до нас документах нет упоминания об участии врача-эксперта в этом деле. С одной стороны, по логике вещей без врача в разбирательстве по поводу врачебной ошибки, закончившейся летальным исходом, обойтись невозможно. Врач должен сказать, можно ли добросовестно спутать «потовое лекарство из глаз раковых деланное» с сулемой, и подтвердить, что смерть пациента последовала именно от отравления сулемой, а не по какой-либо иной причине. С другой стороны, у отравления сулемой (то есть фактически отравления ртутью, поскольку сулема представляет собой соль ртути) есть такие довольно специфичные симптомы, как металлический вкус во рту и обильное слюноотделение, которые сопровождаются симптомами «общего характера» – рвотой, поносом, болями в животе. Так что сведущий человек мог распознать отравление сулемой и без врачебной помощи и также самостоятельно решить, похоже ли «потовое лекарство» по внешнему виду на сулему.
В 1674 году лекарь Миколайко Грек подал царю Алексею Михайловичу челобитную с жалобой на Силу Семенова сына Потемкина, который не заплатил ему за лечение сорок рублей, огромную, надо сказать, сумму по тем временам. Сила Потемкин в ответ подал свою челобитную: «Государь, лечил меня, холопа твоего, Николай Грек, а скорбь у меня… от лошадиного убою в луне и тайной яд ядро было одно припухло, и договор у меня был с ним, Николаем, что ему меня было излечить и здорова доспеть, так как был я, холоп твой, здоров от матери рода… И против того договору он, Николай, меня, холопа твоего, не излечил – испортил, сделал с увечьем, и ядро, которое было припухло от лошадиного убою, и ему, Николаю, было по договору излечить, и он то ядро вон вырезал и жилы обрезал, и меня, холопа твоего, тем испортил и изувечил».
Врачи Аптекарского приказа Яган Розенбург, Стефан Фунгаданов и Лаврентий Блюментрост осмотрели Силу Потемкина и вынесли следующее заключение: «Лекарь де Миколай Грек его, Силу, от болезни вылечил тому 3 годы и с тех мест и по сие время он, Сила, в добром здоровье… На Силе Семенове сыне Потемкине недоплатных денег 40 рублев доправить, а доправя – отдать лекарю Миколаю Греку».
Возможно, на принятии такого решения сказалась корпоративная солидарность, ведь редко какой врач примет сторону пациента, отказывающегося платить за лечение.
Занимались приказные врачи и теми, кто под предлогом слабого здоровья уклонялся от государевой службы. Так в 1679 году царь Федор Алексеевич велел провести освидетельствование 26 (!) человек, которым «за болезными на государеве службе быть немочно».
Иногда медицинские экспертизы приходилось проводить в монастырях, где эта обязанность возлагалась на уполномоченных монахов, называемых судебными старцами. Сохранилось упоминание о том, как в 1678 году один из монахов Тихвинского монастыря по имени Манасей обратился к архимандриту Варсонофию с челобитной, в которой рассказывал о том, как его резал «хлебной службы старец Игнатей неведомо за что» (да, представьте, и между монахами иногда случается поножовщина, ведь они тоже люди и ничто человеческое им не чуждо). Варсонофий поручил судебному старцу по имени Иов освидетельствовать Манасея и Игнатия. Заключение было следующим: «Резан он старец Манасей в голову повыше лба немного, а другая рана на грудех близко горла, а болши того на нем нигде резаных мест нет, а у старца Игнатия у правыя руки персты внутре обрезаны». Квалифицированный судебный медик написал бы более обстоятельное заключение, но и так все понятно. Обратите внимание на то, что у старца Игнатия имелись порезы на внутренней поверхности пальцев правой кисти. Эти повреждения он получил, когда наносил раны Манасею – на кухонном ноже не было упора, останавливающего движение руки вперед при упоре.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
