Жаль, конечно, что дочь так неудачно порезалась, — и не только потому, что холд потерял хорошего работника. С другой стороны, теперь она будет держаться от арфиста подальше, пока не забудет свою дурацкую страсть к сочинительству. Правда, пару раз за время болезни Менолли он вспоминал ее голосок — до чего чисто и нежно он звучал, когда они с Петироном, бывало, пели дуэтом. Но Янус быстро выбросил эти мысли из головы. У женщин есть другие дела — не только петь да бренчать.
Да и у него были заботы поважнее. Судя по сведениям, которые сообщил ему с глазу на глаз новый арфист, в холдах и Вейрах творились небывалые дела, случались и серьезные неприятности. Все это быстро отвлекло его внимание от такого незначительного события, как болезнь дочери.
Один из вопросов, который часто задавал ему арфист Эльгион, касался отношения морского холда к своему Вейру, к Бендену. Еще Эльгиона интересовало, часто ли обитатели Полукруглого встречаются в Исте с Древними. Что Янус и его холдеры думают о всадниках? О Предводителе Бендена и Госпоже Лессе? Не возражают ли они, что всадники ведут Поиск юношей и девушек для Запечатления в цехах и холдах? Был ли Янус или кто-нибудь из холда приглашен в Вейр на Рождение?
Янус отвечал на вопросы немногословно, и первое время арфист, вроде бы, был доволен.
— Полукруглый всегда исправно платил Бендену свою десятину, даже до того, как появились Нити. Мы знаем свой долг перед Вейром, а они блюдут свой. С тех пор, как начались Падения — а тому уж Оборотов семь — ни одна Нить не упала на нашу землю.
— Древние? Ну, наш холд подчиняется Бендену, и мы редко видим людей из других Вейров. Другое дело Керун или Нерат — там Падение частенько приходится на границу двух Вейров. Помню только, все мы были рады. когда Древние пришли из прошлого к нам на подмогу.
— Всадники всегда желанные гости у нас в Полукруглом. А женщины Вейра, так те бывают здесь каждую весну и осень — собирают сливу и топянику, траву и всякое такое.
— Госпожу Вейра я никогда не встречал. Только вижу иногда после Падения как она пролетает на своей Рамоте. А Ф'лар, Предводитель Вейра, — парень что надо.
— Поиск? Ну, если в Полукруглом отыщется подходящий малец, для нас это будет великая честь. Разумеется, мы его отпустим.
Правда, такая задача еще никогда не вставала перед Морским правителем — никто из Полукруглого не был отмечен при Поиске. «Так оно и лучше, — удовлетворенно размышлял Янус. — Ведь забери они какого-нибудь парнишку, так сразу каждый второй станет ныть, что выбор пал не на него. А в море надо работать, а не мечтать о всякой ерунде. Вот незадача — эти мерзкие ящерицы повадились летать у Драконьих камней. Правда, пока никто не смог туда добраться и изловить файра, так что особого вреда от них нет.»
Если новый арфист и счел своего холдера ограниченным трудягой, начисто лишенным всякого воображения, то годы учения вполне подготовили его к этому. Он прекрасно усвоил свою задачу — постепенно, подспудно готовить перемены, пусть вначале едва заметные. Ведь Главный арфист хочет, чтобы каждый холдер, каждый цеховой мастер вышел за узкие рамки потребностей своего холда, своего цеха, своих людей. Арфисты — не только певцы и рассказчики. Они — арбитры правосудия, доверенные советчики холдеров и цеховых мастеров, воспитатели молодежи. И теперь, больше, чем когда либо, необходимо изменить заскорузлые привычки и взгляды, заставить всех, начиная с юнцов и кончая стариками, мыслить с позиций всего Перна, а не только своего клочка земли, оберегаемого от Нитей. Многое придется изменить и пересмотреть. Ведь если бы в свое время Ф'лар Бенденский не устроил всем встряску, если бы Лесса не решилась на тот фантастический полет на четыреста Оборотов в прошлое, чтобы привести за собой пять недостающих Вейров, сейчас бы Перн кишел бы Нитями, не уцелело бы ни единого островка земли! Благодаря Предводителям Бендена расцвели все Вейры, а с ними и весь Перн. И все холды и цеха тоже не прогадают, если только пожелают воспринять новые взгляды и веяния.
«Ведь Полукруглый вполне можно расширить, — размышлял Эльгион. Сейчас здесь ужасная теснота. Ребятишки говорят, что в окрестных скалах полно пещер. Да и Корабельная пещера может вместить куда больше, чем три с лишним десятка лодок».
И все же Эльгион был доволен тем, что увидел здесь — ведь это было его первое назначение. В холде ему отвели отдельную хорошо обставленную комнату, еды было вдоволь — разве что мужчине, привыкшему к сочному куску мяса, рыбная диета может скоро надоесть. — А обитатели Полукруглого — вполне милые люди, только немного мрачноватые.
Один вопрос не давал ему покоя: кто так безукоризненно вышколил детей? Старик Петирон дал знать мастеру Робинтону, что в Полукруглом есть подающий надежды сочинитель песен и приложил две безыскусные мелодии, которые произвели на Главного арфиста большое впечатление. Еще Петирон сообщил, что у сочинителя в холде не все ладится и что новому арфисту — Петирон, когда писал это письмо, уже знал, что долго не протянет, — следует найти к нему особый подход. Полукруглый держался особняком и чтил старые порядки.
Поэтому, следуя его совету, Эльгион не спешил, ожидая, что паренек раньше или позже объявится сам. Музыка говорит сама за себя, и, судя по тем двум песням, которые арфисту показали, у мальчугана несомненно были хорошие задатки. Если же он действительно воспитанник и сейчас в холде его нет — что ж, придется подождать, пока он вернется.
Вскоре новому арфисту удалось обойти все мелкие холды, ютившиеся в береговых скалах Полукруглого, и познакомиться с их обитателями. Девушки заигрывали с ним, а когда он вечерами пел в Главном зале, томно поглядывали на него и вздыхали.
Откуда было Эльгиону знать, что Менолли — именно тот человек, который ему нужен? Янус внушил ребятишкам, что новому арфисту не понравится, если он узнает, что их учила девчонка, что они опозорят холд, если проболтаются. А когда Менолли так страшно изуродовала себе руку, стали поговаривать, что она никогда не сможет ею владеть и что было бы слишком жестоко заставлять ее петь по вечерам.
Когда девочка оправилась от болезни и рука ее зажила, но по-прежнему не разгибалась, окружающие старались не напоминать ей о музыке. Да и сама она не появлялась в Главном зале. А поскольку она теперь не могла выполнять работу, требующую сноровки, ее частенько отсылали собирать зелень или ягоды, причем, как правило, в одиночку.
Если Мави и удивляла неразговорчивость и замкнутость младшей дочери, она приписывала все это долгой тяжелой болезни, а никак не расставанию с музыкой. Она отлично знала: время лучший лекарь, а пока следила, чтобы Менолли не сидела сложа руки. Мави любила, чтобы работа кипела, и Менолли старалась пореже попадаться матери на глаза.
Девочку вполне устраивало, когда ее отсылали собирать ягоды и зелень — как-никак целый день на воле, подальше от холда, от людей. По утрам, когда все вокруг сбивались с ног, торопясь накормить рыбаков, которые или отправлялись в море, или возвращались с ночного лова, она, сидя в уголке огромной кухни, не торопясь съедала хлеб с рыбой, выпивала кружку кла. Потом брала с собой сверток с рыбными колобками, сетку или кожаный мешок и докладывала старушке, возившейся в кладовой, куда отправляется. И поскольку память у старушек — что дырявая сеть, той было невдомек, что Менолли уже ходила туда вчера или пойдет на следующий день.
