— Почему бы нет? — Даша пожала плечами. — А насчет итальянцев ты прав. Они совсем иначе видят мир. И что тут удивительного? Я как-то даже слышала, что древние греки вообще видели другие краски. Взять хотя бы гомеровское «фиалковое море». Это как? А мы вечно смотрим на унылые, грустные, монотонные пейзажи. Даже летом у нас нет тех оттенков, которые дарит их солнце. Но и оно ничто по сравнению со здешним, если ты это заметил. Так вот, в нашем родном городе вообще мрачно, кругом все оттенки серого и черного. Брр… Поздняя осень просто меня угнетает, когда облетает даже та убогая, сохранившаяся листва. Откуда взяться у русских художников такому взгляду, как у итальянцев или испанцев? Исключено!
— Это точно. Знаешь, когда я был в Армении, то просто поразился цвету Арарата. Он оказался и в самом деле сиренево-лиловым, в розоватой дымке, как на полотнах Сарьяна, которые я считал чистой выдумкой.
— Ну вот! Видишь, сам все понимаешь! Так используй действительно северную сдержанность и…
— А! — махнул рукой Степан. — Характер у меня другой. И темперамент. — Он покосился на Дашу, ожидая, что та продолжит тему, но она его надежд не оправдала.
— Интересно, — вдруг сказала она, — а этот Измайлов, художник, поселившийся на Гоа, с которым Инесса решила сделать интервью, он поменял свой взгляд?
— Тоже мне Гоген на Таити! — пожал плечами Степан. Он всегда ревниво относился к чужому творчеству и, если и признавал за человеком талант, как, например, в случае с Доминико, все равно находил в нем какие-нибудь изъяны.
— А мне интересно. Кстати, придется картины снимать, а это трудно. Не моя область. Может быть, у него найдутся готовые слайды?
— Может, и найдутся, но Инесса наверняка захочет эксклюзив, то, что еще нигде не публиковалось. Так что приготовься морально. Когда собираешься приступить?
— Завтра. Прямо с утра договорились. Вы будете на пляже греться, а я потеть на съемке.
— Хочешь, я с тобой поеду?
— Нет. Ты будешь меня отвлекать.
— Но мне самому интересно посмотреть его работы.
— Нет, — еще раз твердо повторила Даша, и Степан повернулся и ушел с оскорбленным видом.
Ну сколько еще он будет дуться? И сколько станет надеяться ее вернуть? И почему мужчины так устроены, что для них либо все, либо ничего? Вот этот самый Гриша, он явно подружился с Женей, не отходит от нее, они все время о чем-то весело болтают, смеются, делятся впечатлениями. Но при этом Даша не находила в поведении их гида ничего чувственного. Просто нравится девушка, и все. Хотя, с другой стороны, с Женей это не в первый раз. Она всегда имела удивительную особенность дружить с мужчинами, которые хоть чуточку были в нее влюблены, а иногда, как Саша, ее новоявленный бойфренд, и вовсе даже не чуточку. Женя проверяла мужчин долго, и никогда не позволила бы себе, как она, Даша, очертя голову ринуться в приключение с неизвестным и опасным «викингом» где-нибудь на курорте. Нет! Она бы сделала его своим приятелем, долго общалась бы с ним, не ложась в постель, а уж потом, может быть, и присмотрелась бы. Даша вдруг подумала, что во многом она пытается жить так, как считает правильным ее старшая сестра. Возможно, и ее испуг от начинавшегося романа, и стыд за свое «легкомысленное» поведение, и бегство — все это она сделала просто потому, что боялась мнения Жени? Но сестра никогда не бывала с ней строга. И никогда не навязывала своего мнения, иногда лишь деликатно могла намекнуть или поговорить по душам, но уж точно не стала бы осуждать! Наверное, это какое-то супертребование ее собственного супер-эго. Не иначе. Поступать не как хочется, а как должно и нужно. Получается, это самое «должно и нужно» ей невольно навязала правильная Женя? «Брось! — сказала себе Даша. — Никто тебе ничего не навязывал! Лучше на себя саму посмотри». Она вынула из плетеной сумки косметичку, достала пудреницу и посмотрела. Из зеркала на нее глядела эдакая пугливая лань, и образ такой Даше вовсе не понравился. Что это она сделала из себя типичную жертву, когда никто ее таковой быть не заставлял? Нет. Надо все-таки пересмотреть свои взгляды. А уж потом… Что именно потом она сделает, Даша решить не успела. Команда собралась и уже садилась в автобус, когда ее окликнул Франческо:
— Даша! Ты можешь меня сфотографировать с девочками? Вот тут, на фоне Святого Себастьяна? Не для журнала, для меня лично?
— Конечно могу, не проблема.
— Синьорины! Подождите! — кинулся к моделям Доминико, сопровождаемый презрительным взглядом Степана.
— Ну просто туристо итальяно… Облико аморале, — пробурчал он и скрылся в автобусе.
— Почему аморале? — захохотал Франческо. — Ничего подобного! У меня, во-первых, нормальная ориентация, что в нашей среде не часто встречается, а во-вторых, я примерный семьянин! И жена у меня красавица.
Даша не стала вдаваться в подробности семейной жизни синьора Доминико и в тонкости сексуальной ориентации большинства его коллег. Она потратила еще не менее получаса, пока он удовлетворил свое желание запечатлеться у достопримечательности с тремя красотками, которые хотя и не возражали, но были явно утомлены и совсем не жаждали продолжения работы. Но куда деваться? К тому же веселый и щедрый Франческо подарил каждой по паре выбранных ими платьев, а это дорогого стоило!
* * *
На следующий день Даша поднялась рано, и едва успела позавтракать, как за ней заехал Григорий. На сей раз он был не на своем комфортабельном автобусе, а на новеньком сверкающем красном «джипе». Видимо, туристический бизнес приносил ему неплохой доход, или, может быть, «джипы» тут не так уж дорого стоили? Впрочем, Даша в машинах не разбиралась и о последнем судить не могла. Она оделась так, чтобы было удобно: светло-голубые, дающие свободу движениям джинсы с множеством кармашков, тонкий белый трикотажный топик, больше напоминающий мужскую майку, простоту которого скрадывало купленное в перерывах между работой в Панаджи довольно громоздкое коралловое ожерелье с латунными, традиционными здесь, коваными бусинами. На ногах у нее были сандалии, плетенные из ремешков, купить которые ее просто заставил однажды Степан, считающий, что для нее это идеальная обувь. Она ворчала, что эта обувь мало что непрактичная, но еще и неоправданно дорогая, а он просто взял и заплатил. Он тогда еще сказал: «Ты будешь как настоящая жрица». Она же в ответ фыркнула и ответила, что будет не как жрица, а как гетера. Степан возразил: «Не вижу особенной разницы. А тебе немного взять от гетеры не помешало бы. А то ты вечно ведешь себя, как загнанная домохозяйка с больной головой!» И для кого она теперь надела эти сандалии? Да еще ногти на ногах покрасила в коралловый цвет. Под бусы. Женя наряд одобрила. Ну и ладно!
Они подъехали к небольшой вилле, скрывавшейся за буйной растительностью. Колыхались на ветру пальмы, вились цветущие алыми и ярко-розовыми соцветиями лианы, вдоль подъездной дорожки благоухали низкорослые травы, как сказал Даше Григорий, это были традиционные специи, из которых Даша смогла признать лишь одну — гигантскую монстеру, потому что ее «родственница» жила у них с Женей в доме, в огромном глиняном необожженном горшке. Но местная монстера оказалась усеяна плодами. Вот, оказывается, почему в книжке ее называли «деликатесная». Глянцевая темная зелень и воздушные корни обвивали ствол эвкалипта, потрясающе гармонируя с его белой плотью. В этом было что-то необыкновенно чувственное, даже сладострастное. Дашу до такой степени поразило зрелище подобного симбиоза и полнейшего слияния, что она даже зажмурилась и не заметила, как навстречу ей идет молодой мужчина.
