Хорошо, я была рядом и помешала ей. Но как разв этот момент я заметила странное явление, объяснение которому нашла толькоспустя некоторое время. Когда Карлу что-нибудь угрожало, в его глазах появлялсякакой-то эротический блеск.
Все произошло очень быстро, и мы сразу ушли. Яочень жалела Рону, но так любила Карла и была так счастлива из-за егоокончательного выбора, что легко приняла все извинения и обещания большеникогда не вспоминать об этой истории. Когда я люблю, то многое прощаю. Да ичто я могла сделать, ведь в Нью-Йорке никого не знала, денег на билет домой уменя не оставалось.
Спустя два дня Карл, видимо, посчитав, что ясозрела для внедрения в его личную жизнь, представил меня своим родителям.
Оба они были врачи (отец – психиатр, мать – дерматолог)и жили в великолепной, прекрасно обставленной квартире. Двум служанкам,гречанке и японке, наверняка приходилось изрядно попотеть, поддерживая тампорядок.
Отец Карла оказался прекрасным человеком, авот мать… Как только я ее увидела, мне сразу же ужасно захотелось поскорееунести ноги. Ей было за пятьдесят, и она являла собой законченный типамериканской шлюхи. Она использовала чересчур много макияжа, носила мини-юбку,а голос охрип от джина и постоянных сплетен.
В то время мое мнение о женщинах Нью-Йорка,которых я ошибочно принимала за типичных американок, было весьма невысоким.Чего стоит только манера одеваться сорока-пятидесятилетних! Они носили одеждуюных девушек, парики, бантики и по три ряда накладных ресниц. Видимо, пыталисьсоставить конкуренцию своим дочерям. В послеобеденное время можно было видеть,как они прогуливаются по Бонуайт Теллер, принарядившись таким образом.
В отличие от Европы здесь почти невозможновстретить нежную, заботливую мать. Женщины Нью-Йорка не желают, естественно,стареть. И мать Карла как раз входила в число тех, кто пытался выглядетьмоложе, пусть даже искусственным образом.
Четвертым членом семьи был беззубый маленькийтерьер Дадли, коего мадам Гордон пестовала и кормила, будто малого ребенка.
Наверное, я ей сразу же не понравилась. Ястаралась вести себя естественно и непринужденно, а вот ее отношение ко мнеявно было насквозь фальшивым. По правде говоря, я и сама не слишком-тостаралась как-то ей потрафить, особенно когда в ответ на ее плохой французскийя отвечала на классическом языке Корнеля.
И все-таки я пыталась сохранить с родителямиКарла хорошие отношения, ведь я должна была стать их невесткой.
Уже три месяца я находилась в Америке и всееще не была замужем, хотя и продолжала жить с Карлом. У меня уже истекал сроквизы, и я высказала ему свое беспокойство: если мы в ближайшее же время непоженимся, мне придется уехать. Но Карла это совсем не волновало:
– Найди работу в каком-нибудь консульстве ипопроси дипломатическую визу.
Я так и сделала, потому что к тому времениденьги у меня уже кончились.
Вскоре после моего приезда в Нью-Йорк японяла, что тот Карл, которого я знала в Южной Африке и который тратил деньгине считая, оплачивал все за счет фирмы. Нынче же речи не заходило ни о богатыхобедах, ни о подарках. Карл оказался настолько мелочным, что даже не платил помоим счетам из прачечной. Он еще тратился на еду и квартиру, но за всеостальное должна была платить я. Как-то он буквально рассвирепел, узнав, что яотправляю деньги своей семье.
– Карл, – заявила тогда я, – родители дали мнепрекрасное воспитание. Я изучала музыку, говорю на семи языках и объездила всюЕвропу. Это все благодаря им. Они для меня сделали все, что могли, и сейчас,когда из-за болезни отца дела дома совсем плохи, я их не брошу.
И впредь я по-прежнему отправляла им частьсвоей недельной зарплаты.
Меня немало огорчало и то, что Карл оказалсязаконченным антисемитом. Между тем его мать была крещеной еврейкой, и Карлвсячески пытался скрыть свое происхождение.
Он даже вступил в члены нью-йоркскогоАтлетик-клуба, имевшего репутацию места, где собирались антисемиты. Однажды онповел меня туда на соревнования по фехтованию и заставил спрятать медальон вформе шестиконечной звезды.
– Убери ты его под свитер, – шептал он, – иникто не скажет, что ты еврейка. Ты ведь совсем не похожа.
Приглашая кого-нибудь на обед, он заставлялменя прятать то, что мне было очень дорого. Особенно он ненавидел очень ценнуюмедную менору, подарок родителей и единственный дорогой для меня предмет в этойстране.
Последнее, что он делал перед приходом гостей,это проверял, убрала ли я менору:
– Спрячь этот подсвечник в ящик, – говорил он,а для меня это в общем-то, означало положить туда же и свою гордость…
Уже полгода я прожила в США, а мы с Карлом всереже и реже заговаривали о свадьбе. Я даже не рисковала об этом упоминать,иначе, пожалуй, он бы взвыл. Наша жизнь продолжала основательно действовать мнена нервы, я понимала, что пора уже и обосноваться по-настоящему. Весной,прогуливаясь в Центральном парке, я много раз видела беременных женщин,супружеские пары с детьми и очень завидовала им. Они смогли создать настоящиесемьи, а я? Сожительница Карла… А ведь мне так хотелось иметь от него ребенка!Он наверняка был бы очень красив, с прекрасными глазами своего отца и так жесилен. Сначала я хотела мальчика, потом девочку. Иногда в порыве страсти Карлговорил мне:
– Милая, не ставь сегодня свой колпачок, яхочу, чтобы у нас был ребенок.
Я не слушала его. Хотя мне и очень хотелосьребенка, но сначала я хотела выйти за него замуж. О том, чтобы забеременеть ихоть этим воздействовать на Карла, не могло быть и речи, и вообще, как только язаговаривала о свадьбе, он резко отвечал:
– Да не дави ты на меня!
Открыла я еще кое-что, о чем даже неподозревала: оказывается, Карл только что официально развелся со своей первойженой.
Ну, а что касается его страстных любовныхпризнаний, то цена им была грош. Я легко убедилась в этом недели через две,когда у меня случилась задержка месячных. К врачу я еще не ходила, толькосказала Карлу, что меня подташнивает.
Он аж покраснел от бешенства и заорал, чтотерпеть не может, когда его к чему-то принуждают. Он настаивал на аборте. Ну, ая бы никогда не убила человечка, уже жившего во мне, тем более, что его отцомбыл мужчина, которого я любила и за которого собиралась замуж.
Карл ругал меня последними словами. Я вбежалав ванную, схватила пригоршню таблеток снотворного и разом проглотила.