Люди, похоже, тоже горят.
В среднем окне тюлевые занавески исчезают в короткой вспышке.
Перед домом двухполосное шоссе прячется в темноте, которую разгонит только рассвет.
Наружу летят осколки стекла — кто-то в доме разбивает окно, на фоне огня появляется темный силуэт. Мужчина. Он снова кричит, но это скорее не крик, а вопль боли.
Голос женщины уже смолк.
Выйти через окно не так-то просто. Мужчина нагибается, чтобы открыть шпингалет, поднять нижнюю половину.
Огонь набрасывается на него, он валится назад, от окна, в костер, который недавно был спальней, замолкает.
— Что он кричал? — спрашивает Лунная девушка.
— Не знаю.
— Он не мог нас увидеть.
— Не знаю.
— Соседей у него нет.
— Нет.
— Никто не мог помочь.
— Никто.
Жар вышибает стекла еще в одном окне. Надуваются и лопаются пузыри краски: пок, пок, пок. Гвозди от нагрева теряют прочность, трещат соединенные ими доски и бревна.
— Ты голоден? — спрашивает она.
— Я бы что-нибудь съел.
— У нас хорошая ветчина.
— Я сделаю сэндвичи.
— С горчицей.
— У нас есть хорошая горчица.
Спиральные языки пламени создают иллюзию, что дом вращается, словно пылающая карусель.
— Как много цветов у огня, — говорит она.
— Я даже вижу что-то зеленое.
— Да. Там. На углу. Зеленое.
Дым поднимается в ночь, ничего, кроме дыма, искорок пламени, сажи, которые забираются все выше и выше, стремясь дотянуться до неба.
Глава 13
Поскольку до завтрака и утренней прогулки оставалось несколько часов, Эми не собиралась кормить собак печеньем.
— Толстые собаки мне не нужны, — жестко заявила она.
Как раз для таких случаев держала в холодильнике пластиковый пакет с нарезанной морковкой.
Усевшись на пол среди деток, дала кружочек сначала Этель, потом Фреду, наконец Никки. Они энергично захрустели морковкой, облизнули губы.
— Достаточно, — решила Эми, раздав по шесть кружочков. — Мы же не хотим ярко-оранжевых какашек, правда?
Принесла собачью лежанку из кабинета и положила в третий угол, наполнила водой вторую миску и поставила рядом с первой.
К тому времени, когда Эми переоделась в пижаму, собаки уже разошлись по углам.
Она поставила шлепанцы рядом с кроватью, взбила подушки, забралась под одеяло и обнаружила, что Никки подошла к ней. Ретривер держал в пасти шлепанцы.
Возможно, поступок этот служил некой проверкой или предложением поиграть, но даже со шлепанцами в пасти Никки удавалось оставаться серьезной, и она очень уж пристально смотрела на Эми.
— Ты хочешь покучковаться? — спросила Эми.
Обычно Фред и Этель спали по углам. Но иногда, и не только в грозовые ночи, предпочитали устроиться на кровати с мамочкой.
Но, даже пугаясь грома, они не запрыгивали на кровать Эми без разрешения, которое давалось фразой: «Давайте покучкуемся».
Никки не знала этой фразы, но Фред и Этель тут же поднялись со своих овчинных лежанок в ожидании приглашения, со вставшими торчком ушами.
Вымотанной недавними событиями Эми требовался отдых. Но, с другой стороны, сон частенько приходил к ней быстрее, если она ощущала лежащих рядом собак.
— Хорошо, детки. Давайте покучкуемся.
Этель тут же подбежала к кровати, прыгнула.
Фред последовал за ней. Какое-то время собаки возились, устраиваясь поудобнее, потом свернулись калачиком и с удовлетворенным вздохом затихли.
Оставшись у кровати, со шлепанцами в пасти, Никки по-прежнему смотрела на новую хозяйку.
— Дай, — Эми протянула руку, и собака отдала добычу.
Эми поставила шлепанцы на пол у кровати.
Никки подняла их, предложив снова.
— Ты хочешь, чтобы я с тобой куда-то пошла? — спросила Эми.
Большие темно-карие глаза собаки выразительностью не уступали человеческим. В этой породе Эми нравилось многое, но больше всего — прекрасные глаза.
— Тебе нет нужды выходить. Ты пописала, когда мы приехали.
Красота глаз ретривера могла соперничать только со светящимся в них умом. Иногда, как в этот момент, собака напрягалась, чтобы передать сложную мысль прямотой взгляда и его концентрацией, потому что, увы, не обладала даром речи.
— Дай, — повторила Эми, и вновь Никки повиновалась.
Чтобы собака наконец-то поняла, что шлепанцы должны стоять там, куда она их поставила, Эми перегнулась через край кровати и вернула их на пол.
Никки тут же их подхватила.
— Если твое решение продиктовано предпочтениями в моде, то ты ошибаешься, — заявила Эми. — Это отличные шлепанцы, и я не собираюсь от них избавляться.
Положив морду на лапы, Этель с интересом наблюдала за ними. Положив подбородок на голову Этель, Фред тоже наблюдал, но с более высокой позиции.
Как детям, собакам требуется дисциплина, и наиболее уверенно они чувствуют себя, если знают правила, по которым живут. И самые счастливые собаки у ласковых хозяев, которые спокойно, но твердо требуют уважения к себе.
Тем не менее в отношениях с собакой, которой сильно досталось от прошлого хозяина, следовало проявлять сдержанность и благоразумие.
На этот раз, получив шлепанцы, Эми упрятала их под подушку.
Никки восприняла такое развитие событий с удивлением, потом улыбнулась, возможно, торжествующе.
— Только не думай, будто это означает, что я собираюсь быть на собачьем конце поводка, — Эми похлопала по матрацу. — Никки, сюда.
Собака поняла то ли саму команду, то ли жест. Перепрыгнула через Эми на кровать.
Фред убрал морду с головы Этель. Сама Этель закрыла глаза. Никки последовала примеру других деток Эми, свернулась, устраиваясь поудобнее.
Глядя на умиротворенные морды, Эми не могла не улыбнуться и удовлетворенно вздохнула, точь-в-точь как собаки, отходя ко сну.
Чтобы по бунгало не валялась собачья шерсть, утром она ежедневно по тридцать минут вычесывала Этель и Фреда, еще десять — вечером и раз в день пылесосила все комнаты. Появление Никки добавляло ей работы, но каждая минута того стоила.
Выключив лампу, Эми ощутила себя невесомой, плывущей по морю сна, в которое и начала погружаться.
