дверьми и дошла до таблички «14 А». Она увидела его сквозь стекло, Гарри сидел за столом и проверял тетради. Она постучалась и вошла.
— Барбара, как приятно тебя видеть, — улыбнулся Гарри, вставая ей навстречу.
Он был в твидовой куртке с заплатками на локтях, точно учитель с карикатуры. Он потолстел, даже обзавелся двойным подбородком; в черных волосах появилась седина. Как и Барбара, он приближался к сорока.
— Привет, Гарри. — Она пожала ему руку. — Ну и ну, столько времени прошло.
— Около года, — сказал он. — Прилично.
Барбара обвела взглядом класс: плакат с Эйфелевой башней, таблицы французских неправильных глаголов, ряды обшарпанных парт.
— Значит, здесь ты преподаешь.
— Да, здесь обитает учитель французского. Знаешь, «французы» имеют репутацию легкой добычи.
— Правда?
— Да. — Гарри указал на лежавшую на столе трость. — К несчастью, иногда приходится ее применять, чтобы напомнить, кто здесь главный. Ну ладно, пойдем на ланч. Неподалеку есть один очень симпатичный паб.
Они вышли из здания и направились в центр города. Деревья стояли в цвету. Когда они проходили под вишней, теплый ветерок стряхнул с нее облако белых лепестков, и они медленно осыпались, напомнив Барбаре снег.
— А испанский преподаешь? — спросила она.
— Здесь он не нужен. Только французский. Да и тот учат кое-как, могут сказать несколько фраз, и довольно. — Гарри с улыбкой указал на ее портфель. — Ты теперь эксперт в испанском. С кем это ты встречаешься в аэропорту Кройдона?
— О, с толпой бизнесменов из Аргентины. Они сопровождают Эву Перон в ее европейском турне и летят сюда из Парижа посмотреть, можно ли тут торговать. Консервами из говядины и мясопродуктами, ничего интересного.
Вернувшись в Англию в 1940-м, Барбара стала работать переводчиком с испанского. Вырученные деньги помогли поставить на ноги Берни. Врачи говорили, что он никогда не сможет нормально ходить, однако Берни проявил бесконечное упорство и доказал, что они ошибались. Во время свадьбы в конце 1941-го он смог подойти к столу регистратора без посторонней помощи и хромоты, несмотря на пулю, застрявшую в бедренной кости. Теперь Барбаре было легче справиться с чувством вины, ведь она знала: если бы она тогда не окликнула Берни, у Маэстре не хватило бы времени вытащить пистолет.
— По-прежнему работаешь с беженцами? — спросил Гарри.
— Да. Теперь это в основном люди из научной среды, сопротивление практически подавлено. Сейчас учу английскому одного писателя из Мадрида. — Она посмотрела на Гарри. — Есть новости от Энрике и Пако?
Гарри расплылся в улыбке:
— В прошлом месяце пришло письмо, теперь это случается не часто. Пако начал работать у местного фермера.
— Сколько ему сейчас?
— Шестнадцать. Никогда не думал, что у него получится, но он справился. По словам Энрике, он и сейчас мало говорит, но работа ему нравится.
— Энрике спас его.
— Да.
После той бойни Барбару, Берни и Гарри выслали из Испании первым же самолетом. Как только они оказались в Англии, Гарри написал Энрике. Он не знал, сообщили ли ему о том, что случилось с его сестрой. Через несколько недель пришел ответ из Астурии, с севера Испании: гвардейцы пришли сказать Энрике о смерти Софии, тем же вечером Энрике собрал пару чемоданов. Взяв с собой Пако, пошел на вокзал и сел в поезд, идущий на север. Он отдался на милость дальних родственников, у которых была небольшая ферма рядом с Паленсией. Они приняли Энрике с Пако, с тех пор оба так там и живут. Гарри часто посылал им деньги. Они едва наскребали на жизнь, но, по словам Энрике, в деревне тихо и спокойно, то, что нужно для Пако. Мальчик немного выправился, но Энрике считает, что он никогда не покинет деревню. Ему посчастливилось не угодить в приют, как угодила Кармела Мера.
«Кармеле сейчас лет восемнадцать, — подумала Барбара. — Если она жива».
Это была одна из тех вещей, о которых она запрещала себе думать. Барбара мотнула головой, чтобы вытряхнуть из нее эту мысль.
— Жаль терять язык, — заметила она. — Подыщи какую-нибудь практику.
— О, мне хватает французского. — Он печально улыбнулся. — От многого пришлось отказаться, когда меня не взяли обратно в Кембридж.
— Это было так несправедливо.
— Месть Хора, — спокойно ответил Гарри. — Они тогда созывали назад своих преподавателей.
— Да. И им не понравилось, когда Берни попытался собрать документы для публикации об испанских лагерях.
— Это было наивно с его стороны. Следовало предвидеть, что на всю эту историю наложат гриф секретности.
— А ты не думал попытаться снова? Прошло уже семь лет. — Барбара помолчала. — За мной, кажется, перестали следить.
Несколько лет после возвращения в Англию Барбара замечала, что ее почту вскрывали, а конверт запечатывали кое-как, в телефоне иногда раздавались странные звуки. С Гарри происходило то же самое.
— Уилл говорит, раз ты попал в черный список, то уже никуда из него не денешься. — Он сделал паузу. — К тому же мне нравится в Хейверстоке.
— Иногда я думаю… — заговорила Барбара и замолчала.
— О чем?
— Я увидела в холле новый мемориал, и мне пришло в голову: есть ли имя Берни на мемориальной доске в Руквуде?
Берни призвали в 1943-м, после того как признали годным к военной службе. Со всеми его ранениями он мог бы избавиться от воинской обязанности, но даже не пытался — хотел снова сражаться с фашизмом. Он погиб в день «Д», шестого июня 1944-го, был застрелен, когда выбирался на берег на пляже Джуно. В машине по пути в Мадрид он обещал Барбаре, что больше никогда ее не покинет, но покинул. Теперь она понимала, что такие мужчины, как он, в тяжелые времена всегда идут сражаться. Но она до сих пор тосковала по Берни и по ребенку, которого они не успели завести.
— Ты видела, Хор опубликовал мемуары? — спросил Гарри.
— Правда?
— Теперь он, конечно, виконт Темплвуд. — Гарри горько рассмеялся. — Посол специальной миссии. Он утверждает, что Франко не вступил в войну лишь благодаря его решительной дипломатии. О Хиллгарте, разумеется, ни слова. Мемуары Розовой Крысы.
Они дошли до паба, довольно большого заведения, где подавали ланч. Там было полно торговцев. Подводя Барбару к столику, Гарри кивнул паре знакомых у бара.
— Кормят тут неплохо. Когда тебе нужно быть в аэропорту?
— Не раньше четырех. Еще уйма времени.
Они заказали пудинг с говядиной и почками. Он оказался передержанный и хрящеватый, но Гарри почти не заметил этого.
— Значит, ты занята работой? — спросил он.
— Да, работой и беженцами. — Барбара внимательно посмотрела на Гарри; у него был отвратительный порез от бритвы на подбородке. — А ты чем теперь занимаешься, кроме преподавания? Куда подевалась учительница, с которой ты дружил?
— О, все закончилось ничем, — пожал он плечами. — Кроме школы, я мало чем занимаюсь.
— Думаю, работа тоже стала моей жизнью. И беженцы. Наверное, я могла бы заочно получить диплом по испанскому.
