Буян нежно глянул на Прогневу, которая уже подозрительно сузила глаза, не сводя глаз с незнакомки.
— То невеста моя, Прогнева, — ответил гусляр, и девушка облегченно улыбнулась.
— Невеста твоя красавица, — одобрила женщина. — Счастья вам с нею, любви и согласия, а еще сыновей добрых — красотою в вас да отвагою!
— Родишь мне сыновей, Прогнева? — спросил Буян.
Девушка стыдливо отвела взор.
Их разговор прервал усиленный эхом топот и истошный рев. В грот выскочил крылатый Змей. Он неловко взмахнул крыльями, одно из которых волочилось по земле. За ним скакало несколько всадников, размахивая арканами. Веревки опутали лапы, шею и кончик здорового крыла зверя, и он рухнул на землю.
Тотчас же все арии, что были в гроте, бросились на него, стали связывать дергающиеся лапы и накинули на глаза Змею плащ.
— Смотрите, не повредите крылья! — раздался над ухом Буяна знакомый крик.
Гусляр оглянулся — позади него стоял Чистомысл: в доспехах, с обнаженной головой и мечом на бедре. Он опирался на свой посох. Поймав взгляд Буяна, волхв кивнул ему и Прогневе особенно.
— Вот и встретились мы, Буян-гусляр, — молвил он. — Поговорить нам надобно!
Они отошли в сторону.
— Его теперь убьют? — Буян указал на связанного Змея.
— Зачем убивать калеку? У него крыло сломано, не видишь разве? Мы его вылечим и приручим. Будет нашим верным помощником.
— Змей?
— А что из того?
— Но он и его змееныши хотели вас всех уничтожить! Они смерти вашей желали, а вы жизнь им спасаете! Как же так?
— Когда ты проживешь столько же, сколько я, ты поймешь, что любая жизнь спасения и прощения достойна, — назидательно молвил волхв. — Ты научишься ценить даже жизнь врага, потому что не ты ее дал ему и не тебе ее отнимать. Ты поймешь, что жизнь — это все! Весь мир!
— Мир?! — крикнул Буян возмущенно. — Тебе хорошо так говорить, тебе и богам — вы же не знали, что нам пришлось пережить. Змей мести справедливой достоин!
Чистомысл улыбнулся в усы, его светлые глаза повеселели:
— Не знали, говоришь?.. А отшельник, что говорил с Вла-стимиром? То я был!.. А отрок в замке викингов, что про меч князю сказал да слепому певцу песню в уста вложил?.. А ласка в Новгороде? Это все Пепел был — всадник, который вас из болота к дубу вывел. По моей указке он вам помогал.
Чистомысл подмигнул оторопевшему Буяну.
Мимо них волоком протащили связанного Змея. Он уже не сопротивлялся и присмирел.
— Но это что же выходит? — прошептал Буян. — Значит, боги с нас глаз не сводили?
— Ты близок к истине, гусляр. Мы следили за вами, когда было можно. Вы нашими глазами и ушами в этом мире были. Через вас мы и об угрозе нового вторжения Организации узнали… Не бойся — теперь нам никто не страшен. И все благодаря вам!
— Но как же вы следили за нами? Мы же не часто ваших посланников видели.
Чистомысл коснулся оберега на груди Буяна:
— А вот кто нам путь указывал да советы подсказывал. Гусляр удивленно поднял брови:
— Оберег? Но он же молчит почти всегда. Раньше чаще говорил.
— Да, — согласно кивнул Чистомысл. — Но есть у нас его преемник, новый оберег, душа земли, ее заступник. Он и привел нас сюда.
— Кто ж он? Князь?
— Нет, вещий Боян, — ты!
Буян покраснел, думая, что шутит волхв. Но глаза Чистомысла были добры и спокойны. Он смотрел на юношу, как отец на любимого сына.
— Это как же так? — выдохнул гусляр.
— Помнишь ту Купалину ночь, когда неведомо кто в твоем обличье князя от зла защитил?.. То оберег был. В ту ночь оберег твой тобою стал, а ты — оберегом. С того дня начала перетекать в тебя оберегова сила — в тебе увеличиваться, а в нем уменьшаться, покудова совсем почти не растаяла.
— Но тогда выходит, — Буян погладил замерший камень, — что оберег и должен был замолчать?
— Верно, должен. Просто не было подле тебя никого в тот день, кто б истину растолковал… Оберег сей в века стародавние вырезал волхв Резанец, богатырь с силой чудесной, и другу своему отдал, в путь на бой его провожая. По имени того волхва город Резань был назван. Отдал он оберегам свою силу, но не мог дать им вечности. Все в мире стареет, всему свой предел положен. Ты был послан нам умирающим камнем. Знали мы, что новый оберег рожден будет от смертного мужа смертной женой и сбережет он душу живую в мире нашем. Ныне знаешь ты многое, коли не все, Боян-вещун, камень-оберег. Ответь нам — пойдешь ли с нами?
Волхв протянул ему руку, но Буян не спешил отвечать.
— А кто вы? — наконец спросил он.
— Ты знаешь уже — арии, или дэвсы. Одни называют нас богами, другие — слугами темных сил. Мы живем на этой земле давно… Нет. Я умолкаю. Смертным о нас все знать нельзя, а ты пока не встал в наши ряды.
Буян оглянулся на Прогневу:
— Но как же я могу пойти за вами? Ведь у меня она…
— Человеку всегда трудно решиться покинуть родных и друзей, чтобы обрести новую семью, — молвил волхв. — Ты нужен нам, Боян, как воздух, как надежда, но я не тороплю и говорю тебе: ты можешь отказаться и никто на тебя зла держать не будет.
— Мне можно подумать? — шепотом спросил Буян, не сводя глаз с Прогневы, что не слышала разговора, но старательно прислушивалась.
— Думай, — промолвил Чистомысл. — А чтоб ты не забыл, на-ка, возьми сей перстень!
Он взял руку гусляра и надел ему на палец тяжелый перстень с изображенными на нем вороном с мечом и спиралью.
— Даю его тебе не как знак того, что отныне ты наш слуга, но как напоминание о том, что должен ты однажды вернуть мне его со своим согласием или отказом. Я буду ждать.
Чистомысл вышел из грота.
Издалека послышался оклик — к Буяну бежал арийский воин.
— Вот ты где! Я ищу тебя. Там князь — ему худо.
— Что? Властимир? — воскликнул Буян и поспешил за гонцом.
Властимира перенесли в старые жилые комнаты дэвсов-ариев. Возле него хлопотали два лекаря, толпились любопытные и предлагавшие свою помощь. Но все они расступились, когда в комнату влетел Буян. Гусляр бросился к распростертому на постели Властимиру.
Князь жестоко пострадал от Змея. Тело его всюду, где могла проникнуть едкая кровь, было обожжено. На коже вздулись волдыри, многие из них лопнули — из них сочилась кровь, причиняя князю сильную боль. Властимир стонал сквозь зубы.
— Погоди, друг, я сейчас, — сказал Буян.
Торопливо нашарив за пазухой заговоренный Волховом платок, он осторожно обтер им лицо князя, стирая засохшую струпьями ядовитую кровь. Чары мигом принесли облегчение — Властимир приоткрыл глаза. Его поначалу мутный взгляд понемногу прояснел и остановился на гусляре.