Дверь мне открыла служанка, не имевшая ничего общего со старой Сервандой.
— Мне нужно немедленно увидеть сеньора Альварадо. Это срочно. Он дома?
Служанка кивнула, смущенная моим натиском.
— В библиотеке?
— Да, но…
Прежде чем она успела закончить фразу, я была уже в квартире.
— Докладывать нет необходимости, спасибо.
Отец обрадовался моему появлению — намного больше, чем я могла себе представить. Перед отъездом в Португалию я отправила ему короткую записку, предупредив о поездке, но это не избавило его от волнения. Все, вероятно, показалось ему слишком поспешным, тем более после странного обморока на ипподроме. Поэтому мое возвращение его успокоило.
Библиотека совсем не изменилась. Разве что стало больше книг и бумаг, сваленных в кучу газет, писем, журналов. Все остальное было таким же, как в день нашей встречи с отцом несколько лет назад: первый и последний раз, когда мы собрались все вместе, втроем. Той далекой осенью я пришла в этот дом взволнованная и неуверенная, словно ребенок, скованная и смущенная неизвестностью. Спустя почти шесть лет все было по-другому, и я чувствовала в себе решительность. Я завоевала ее на пути трудностей и ошибок, стремлений и испытаний, отныне она неразрывно была связана со мной, как шрам на коже, и ничто уже не могло ее поколебать. Какие бы ураганы ни пронеслись надо мной, каким бы тяжелым ни было будущее, я знала: у меня хватит сил, чтобы бороться и выстоять.
— Я хочу попросить тебя об одной услуге, Гонсало.
— Все, что угодно.
— Ужин на пятерых человек. Небольшая вечеринка. Здесь, у тебя дома, во вторник вечером. Ты, я и еще трое гостей. Двух из них ты пригласишь сам, не ставя в известность, что я имею к этому отношение. Тебе не сложно будет это сделать, поскольку это твои знакомые.
— А третий?
— Третьим я займусь сама.
Отец согласился без вопросов и возражений. Несмотря на мое странное поведение, неожиданные исчезновения и фальшивое имя, он, казалось, безоговорочно мне доверял.
— В котором часу? — просто спросил он.
— Я приду в середине дня, ближе к вечеру. А гость, с которым ты еще не знаком, явится в шесть; мне нужно поговорить с ним, прежде чем прибудут другие. Можно нам встретиться здесь, в библиотеке?
— Она в полном твоем распоряжении.
— Отлично. А двух остальных, пожалуйста, пригласи к восьми. И вот еще что: ты не против, если они узнают, что я твоя дочь? Это останется между нами пятерыми.
Отец несколько секунд медлил с ответом, и мне почудился в его глазах какой-то новый блеск.
— Сочту за честь — ты моя гордость.
Мы поговорили еще некоторое время — о Лиссабоне, Мадриде, о том о сем, ни разу не выйдя за определенные рамки. Однако когда я уже собиралась уходить, его сдержанность на секунду дала слабину.
— Я знаю, что не имею права вмешиваться в твою жизнь теперь, Сира, но…
Я повернулась и обняла его.
— Спасибо тебе. Во вторник ты все узнаешь.
68
Маркус явился в назначенный час. Я оставила для него сообщение в отеле. Ему было неизвестно, кому принадлежит дом, куда он получил приглашение: он знал только, что там его буду ждать я. И я действительно ждала его там, в ослепительном, до пят, платье из красного шелкового крепа. С безупречным макияжем, открытой высокой шеей и темными волосами, собранными в узел на затылке. Я, как никогда, тщательно подготовилась к встрече.
Маркус явился в безукоризненном смокинге, с туго накрахмаленным пластроном сорочки — неотразимый и таинственный, закаленный своей рискованной жизнью, о которой до недавнего времени я и не подозревала. Я сама вышла открыть ему, как только он позвонил в дверь. Мы поздоровались, с трудом сдерживая чувства, охватившие нас, когда мы вновь оказались рядом после его стремительного исчезновения.
— Хочу познакомить тебя с одним человеком.
Взяв под руку, я провела Маркуса в гостиную.
— Познакомься, Маркус, это Гонсало Альварадо. Я пригласила тебя в его дом, потому что ты должен узнать, кто он для меня. И я хочу, чтобы он тоже узнал, кто ты. Он имеет право знать о нас все.
Они вежливо поприветствовали друг друга, Гонсало предложил нам выпить, и несколько минут мы вели ничего не значащую беседу, пока появившаяся в дверях служанка не позвала хозяина к телефону.
Мы остались вдвоем, на первый взгляд — идеальная пара. Маркус наклонился ко мне и прошептал на ухо:
— Мы можем поговорить где-нибудь наедине?
— Конечно. Пойдем.
Я провела его в библиотеку. На стене за письменным столом по-прежнему висел величественный портрет доньи Карлоты, с красовавшейся на голове бриллиантовой тиарой, когда-то доставшейся мне, а потом утраченной навсегда.
— Кто этот человек, с которым ты нас познакомила, почему он должен знать обо мне? Зачем ты все это устроила, Сира? — хмуро спросил Маркус, когда мы оказались там, где нас никто не мог слышать.
— Специально для тебя, — произнесла я, устраиваясь в одном из кресел. Я закинула ногу на ногу и положила правую руку на спинку, чувствуя себя абсолютной хозяйкой ситуации, словно всю жизнь устраивала подобные западни. — Хочу убедиться, стоит ли тебе оставаться в моей жизни или нам не нужно больше видеться.
Мои слова пришлись ему не по душе.
— Это какой-то абсурд; думаю, мне лучше уйти…
— Так быстро сдаешься? Всего три дня назад ты, казалось, готов был за меня бороться. Уверял, будто теперь не остановишься ни перед каким препятствием, говорил, что однажды уже потерял меня и не допустишь этого вновь. Неужели твои чувства так быстро остыли? Или тогда ты мне просто лгал?
Маркус, все еще стоявший поодаль, напряженный и холодный, молча смотрел на меня.
— Чего ты от меня хочешь, Сира? — наконец спросил он.
— Проясни мне кое-что из своего прошлого. А в обмен на это узнаешь все, что должен знать о моем настоящем. И, кроме того, получишь награду.
— Что тебя интересует в моем прошлом?
— Расскажи мне, с какой целью ты приезжал в Марокко. А знаешь, какой может быть твоя награда?
Маркус ничего не ответил.
— Твоя награда — это я. Если твой ответ меня удовлетворит, я останусь с тобой. Если нет — ты потеряешь меня навсегда. Выбирай.
Он снова некоторое время молчал, потом медленно подошел ко мне.
— Для чего ты выясняешь, зачем я тогда приезжал в Марокко, какое это имеет значение?
— Однажды, много лет назад, я открыла свое сердце мужчине, который слишком поздно показал свое истинное лицо, и мне стоило потом огромных усилий залечить раны, оставшиеся в душе по его вине. Я не хочу, чтобы с тобой у меня произошло то же самое. Не хочу больше лжи и недомолвок. Не хочу, чтобы мужчина распоряжался мной по своему усмотрению, неожиданно исчезая и появляясь — пусть даже спасая мне жизнь. Поэтому открой мне карты, Маркус. Некоторые из них мне уже известны: я знаю, на кого ты работаешь, и это далеко не бизнес, да и раньше ты занимался вовсе не журналистикой. Но пока в твоей истории еще много темных пятен, которые нужно прояснить.
