Клет Персел никогда не считал себя исторически значимой персоной. Я с ним в этом не согласен. Он был не только повесой и гулякой, он был одним из тех, что страдают за всех нас. Многие ортодоксальные иудеи верят в легенду о тринадцати праведниках. По их мнению, если бы не эти тринадцать мужчин, что несут на себе все бремя наших грехов, мир был бы гораздо хуже, чем он есть. Как и тринадцать праведников, Клет не был божественного происхождения. Он был сделан из крови, костей и сухожилий, как и все мы. В этом и фишка. Его храбрость и благородство были прямо пропорциональны его признанию своей смертной природы.
Злодеи боялись и ненавидели Клета Персела потому, что он был не такой, как они. Они боялись его, потому что знали, что для него принцип всегда превыше собственных интересов, боялись потому, что он с готовностью отдал бы жизнь за лучшего друга. Я думаю, Бену Джонсону[39]Клет бы понравился, он бы смог его понять и наверняка сказал бы, что, как и его друг Уильям Шекспир, Клет был человеком не на век, а на века.
Согнувшись пополам и стараясь, чтобы меня не заметили в оконных проемах, я пробрался в кабинет. Высокая фигура стояла у стеклянных дверей в дальней части комнаты. Я поднял «АК-47» перед собой и встал у книжного шкафа, забитого какими-то справочниками в кожаных переплетах. Я слышал тяжелое дыхание Клета у себя за спиной. Он удушливо закашлялся в платок. Высокая фигура замерла и растворилась в тени.
— Большая часть ваших людей мертва, мистер Дюпре, — сказал я, — и именно вы сейчас можете остановить бойню. Сдавайтесь и предстаньте перед судом. Кто упрячет за решетку девяностотрехлетнего старика?
— Вы никогда не уйдете отсюда живым, мистер Робишо, — ответил Алексис. — И все ваши знания оборвутся здесь. Мои желания тут ни при чем: все жребии уже брошены людьми гораздо более влиятельными, чем мы с вами.
— Отстрели ему башку, — прошептал Клет.
Я недостаточно хорошо видел Дюпре в тени, чтобы стрелять. К тому же он, вероятно, был лучшим из возможных заложников, но при этом я хотел видеть, как его выведут на чистую воду как преступника, виновного в геноциде. Более того, я хотел раскрыть всех людей, помогавших ему создать это маленькое феодальное княжество там, где когда-то был тропический рай.
— Стреляй, Дэйв, — прошипел Персел у меня за спиной.
Я попытался отодвинуть Клета одной рукой, стараясь не отводить глаз от Дюпре, или, по крайней мере, от того места, где, как я думал, он стоял.
— Или придется это сделать мне, — продолжил Клет, хрипя в темноте.
Я оттолкнул Клета назад одной рукой и быстро прошел вдоль книжных шкафов, врезавшись во вращающееся кресло Дюпре и споткнувшись о натянутые телефонные и компьютерные кабели. Я поднял «АК-47» в тот момент, когда старик скользнул сквозь стеклянные двери, прижав свой дневник к груди. Его царственный профиль четко выделялся в свете звезд.
Я сделал один выстрел сквозь стекло и услышал, как пуля попала во что-то в беседке и со свистом растворилась в темноте.
— У нас был шанс одним махом отрезать голову змее, приятель, — произнес Клет, — зря ты меня так отодвинул.
— Мертвый, он нам ни к чему, — ответил я.
— Да ну? А что, если мы останемся здесь навсегда, а он останется жить? Об этом ты подумал?
Клет стоял по одну сторону от стеклянных дверей, я — по другую. Туман, накатывающий с поверхности болота, был белым и густым, покрывая прилив и самолет-амфибию, пришвартованный у дока Дюпре и покачивающийся на волнах.
— Я принял решение, которое я считал правильным, — сказал я и посмотрел на платок, скомканный в руке Клета.
— Как у тебя дела, партнер?
— На мгновение было так себе, но сейчас все в порядке.
— Клет, прикрой меня.
— Хочешь сказать, что не хочешь видеть меня на передовой?
— Так ты меня прикрываешь или нет?
Он мельком взглянул мне в лицо, затем посмотрел в темноту сквозь мох, замерзший в ветвях черных дубов, переведя взгляд на бамбук, постукивающий на ветру у сахарного завода вдалеке, освещенного, словно авианосец.
— Слышал? — спросил он.
— Слышал что?
— Колесный пароход. Я слышу его паровые двигатели. Я слышу, как колеса проворачиваются в воде.
В этот раз я решил не спорить.
— Клет, на это можно посмотреть и с другой стороны. Может быть, это наш второй шанс. Может быть, сейчас мы достанем некоторых из тех, что улизнули от нас в прошлый раз.
Он посмотрел мне в лицо и улыбнулся.
— У меня есть предложение.
— Какое? — спросил я.
— Давай просто сделаем это. Идем напролом. Полный газ, и кто не спрятался, я не виноват. На «раз, два, три», и пускай этот день запомнят как самую крутую кровавую баню в истории Байю-Тек.
Именно так мы и поступили. Мы тандемом прорвались сквозь стеклянные двери на веранду, я с ходу выстрелил в человека, стоявшего за кустом камелии, и видел, как часть его челюсти отделилась от головы в облаке кровавых брызг. Затем я подстрелил второго, он уронил свое оружие и, хромая, скрылся в темноте за беседкой, держась за бедро, как будто получил травму, играя в футбол, а не нулю из «АК-47». Краем глаза я заметил вспышки выстрелов в кустах камелии и азалии, из-за восстановленной хижины, где когда-то жили рабы, тоже кто-то стрелял. Мне даже показалось, что мимо меня мелькнула трассирующая пуля и потухла маленькой искоркой в тростниковом поле. Я стрелял, пока магазин «АК-47» не опустел, затем нагнулся над человеком, в которого попал минутой позже, взял обрез помпового ружья из его рук и обыскал карманы в поисках патронов. Он еще был жив, его глаза были яркими, словно отполированные коричневые мраморные шарики, его язык двигался там, где должна была быть его челюсть. Я не понимал, что он пытался сказать.
И тут я сделал нечто, что многие, возможно, сочли бы как минимум странным. Я сорвал с цепочки свой образок и вложил ему в руку. Я даже не знаю, понял ли он, что это, и придал ли этому какое-то значение, потому что я больше не смотрел в его сторону. Кто-то поднялся на борт самолета-амфибии и завел мотор. Я побежал к Клету. Он на дальней стороне беседки держал «Беретту» прямо перед собой на вытянутых руках, выпуская пулю за пулей в самолет, направляющийся к середине канала подальше от береговой линии.
— Пускай уходят, — крикнул я, — за гаражом еще один, я не смог его достать.
— Если кто-то то и сидит в этом самолете, то это Дюпре, — сказал он.
— Достанем их позже, — ответил я.
— Хрена с два, — проскрежетал зубами он и выпустил еще три пули, одна из которых попала в винт самолета. Затем досылатель его «Беретты» застрял в открытом состоянии на пустой обойме. Клет вытащил пустую обойму, вставил новую и дослал патрон в патронник.
