Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Хребет, на котором располагалась «Одесса», вверх по течению Панджшера делал две седловины, а потом стремительно и круто поднимался к небу, угрожающе возвышаясь над постом. Близость этой возвышенности к посту позволяла иметь там огневые позиции и с хорошей точностью вести огонь и снайперу, и расчету ДШК. Учитывая соседство опасной горы, Ремизов сразу занялся инженерным оборудованием. Линия окопов не должна совпадать с линией огня снайпера, поэтому она ломалась под разными углами и с каждым днем хоть на пару сантиметров, но становилась глубже. В самых твердых местах, где натыкались на гранит, рвали грунт специальными кумулятивными зарядами, но в основном самой главной ударной силой по-прежнему оставался лом. Лопатой глубже, чем на полметра, копать не получалось. Дальше шла порода, по счастью, хребет в основном состоял из залежей известняка, и лом скалывал куски. Методично, раз за разом. Работали всем постом в две смены.
– Ну что, Кондрат?
– У меня опять кончились мины.
– Прекращай транжирить. У нас должен быть НЗ. Не менее чем на один бой. В перспективе – еще больше. Считай сам, сколько это будет. Что с плановыми целями?
– Четыре в кишлаке и на подступах. Две – на хребте. Должно хватить.
– Дай их координаты полковой артиллерии. Я договорюсь с командиром дивизиона, и мы их пристреляем. Заодно и «духам» намекнем, что здесь все серьезно.
На следующий день, после того как артиллерия прощупала снарядами кишлак, по посту первый раз работал снайпер. «Духи» отреагировали быстро, и знакомство состоялось. Били одиночными, редко. Две пули подняли фонтаны на бруствере, несколько ушли в молоко, еще две с недолетом ударились в камни и рикошетом надрывно пробуравили небеса. Ремизов, как обычно, поднял пост по тревоге, двумя пулеметами и веерами автоматных очередей всего поста прошелся по четвертому ориентиру – уступу черно-серой скалы и выше уступа, где чернел низкорослый кустарник. Снайпер вел огонь с этого направления, но из-за белого слепящего снега его огневую позицию никто не засек. В промежутках стрельбы ротный прислушивался в ожидании выстрела гранатомета, но так и не дождался, хотя расположенные вблизи ориентира завалы камней были его целью, и, что важно, осколки при разрыве способны сделать то, чего не может пуля, – достать цель с ее обратной стороны.
Пробегая вдоль траншеи к позиции пулеметного расчета, он натолкнулся на гранатометчика, в испуге забившегося в длинную щель своего окопа. Тот сидел на мерзлой земле, судорожно хлопал длинными рыжими ресницами, подтянув колени к подбородку, сжав грязными ладонями уши и виски. Обрезком бесполезной трубы рядом с ним на дне окопа лежал незаряженный гранатомет. Ремизов схватил солдата за шиворот, приподнял, как котенка, приближая к себе его разбегающиеся глаза.
– Касымов, ты что? Кто «духов» бить будет?
– Товарищ лейтенант!.. Я боюсь.
Его голос вздрагивал, рыжие волосы, выбившиеся из-под каски, отливали золотом на мертвенно-бледном лице, а узкие плечи продолжали сотрясаться от каждого близкого и дальнего выстрела.
– Касымов, ты должен поддержать славу башкирского народа. А ты? – Ремизов пребывал в бодром настроении, и малодушие солдата воспринял без обычного напряжения. Да, котенка всякий пожалеет, пожалеть человека гораздо труднее. Человек – звучит гордо, вот эта гордость и мешает жалеть слабых. А в военкомате не спрашивали, будет ли ему страшно, когда над бруствером окопа, в метре над его головой, с уходящим воем, с насмешкой чиркнет по краю души хищная пуля.
– Я боюсь. Они над самой головой свистят.
– Ты в безопасности, Касымов, ты же в окопе. Смотри, я стою в полный рост, а бруствер еще выше. Ну, боец!
– Мне страшно. Я не могу. Это в первый раз.
– А-а, так у тебя сегодня боевое крещение. Ну и нормально! Письмо домой напишешь, про свой подвиг расскажешь.
– Какой же подвиг?
– Был в настоящем бою, выстоял – вот и подвиг. Про товарищей не забудь написать. А сейчас иди в блиндаж и не путайся под ногами.
В роте новые солдаты, молодые. Ремизов поймал себя на мысли, что он вернется домой раньше, чем они. Отголоском мысли, тенью черной птицы пронеслось: да и все ли вернутся? Он не хотел бы поменяться с ними местами, дом, такой далекий и нереальный, настойчиво звал бродягу к себе. Другим отголоском, в оправдание себе, прошелестело: «Я-то постараюсь, поберегу их, а что с ними будет после меня?» Он как-то странно почувствовал, что запаса его жизненных сил осталось ровно столько, чтобы дожить до замены и добраться до границы. Борьба за выживание не терпит размеренной траты времени, сил, и если она в нужный момент сжигает клетки-нейроны, то не спрашивает, сколько их осталось – за выживание она забирает все. Два месяца до замены – это много?
– Сегодня отрабатываем бросок гранаты Ф-1, «лимонки». Граната хорошая, толковая. Как рванет – «духам» мало не покажется. Да и тому, кто бросает, – тоже, потому что радиус разлета убойных осколков у нее до двухсот метров.
– А РГД будем бросать?
– Кто там такой умный? Присяжнюк?
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Игрушечные гранаты бросать не будем. Если дело в бою дойдет до РГД, считай – хана. Пока у тебя есть хотя бы одна «эфка», ни один «дух» не страшен. Бояться ее не надо – к гранате надо привыкнуть, а бросать будем вместе со мной. Меры безопасности простые: все в укрытии, все в бронежилетах и касках. После броска залечь за камни.
Место для метания выбрали очень удобное. С восточной стороны, со стороны основного хребта, пост заканчивался глубокой расщелиной с крутым, почти вертикальным откосом. Часовые считали этот участок безопасным, и Ремизов дважды ловил их спящими, но на таком склоне среди насыпи камней невозможно установить мины, здесь оставалась единственная брешь в минном поле поста. Этот участок и выбрали для тренировки. Первым вызвался минометчик.
– Никогда не бросал Ф-1. Надо попробовать.
Резким броском Кондрашов отправил гранату как можно дальше, но радиус поражающих осколков слишком велик, чтобы его преодолеть. Через секунды разрушительно, со скрежетом рвущегося железа и до противного зубного скрежета лопнул воздух и угрожающе, опережая звук, из расщелины вырвались рубленые осколки гранаты.
Весь пост прошел через Ремизова. Когда дело подходило к концу, он утвердился во мнении, что это действительно страшная граната, и каждый боец сегодня совершил поступок. Поступок, о котором будет помнить. Кто-то сделал и открытие в себе. Как минимум один, Присяжнюк, это сделал точно. При замахе, когда плечо отведено назад, когда кольцо с чекой уже выдернуто, его рука задрожала и разжалась… «Присяжню-у-ук, бросай!» – кричал ротный и сам правой рукой со всей силы толкнул правую ладонь солдата. Граната дважды стукнулась о камни, падая по склону, но солдат и офицер успели вжаться в свой окоп. Взрыв прогремел близко, и в уши ворвался безумный хаос остро заточенных звуков.
Касымов бросал последним. После полутора десятков яростных разрывов его сердце ушло в пятки, ротный стал страшнее учительницы математики, окоп – страшнее школьной сцены на концерте самодеятельности. Сама жизнь превратилась в один сплошной экзамен.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
