В начале двенадцатого я стояла в центре большой компании разноязычных людей, имен которых не знала. Мы не сразу нашли яхту – крутились, плутали и, наконец, в самой дальней точке от берега отыскали ее. Никаких парусов – трехэтажный здоровенный катер. Мила стояла на палубе: «Сюда! Сюда!»
Внутри обнаружилась смесь эстетики раннего Голливуда и позднего «Титаника»: канаты, медяшки, надраенные до блеска, инкрустированные полы, по которым страшно ступать, полосатые стулья, расставленные на палубе, открытая веранда с джакузи.
В кают-компании были накрыты столы. Сколько же народу может сюда влезть? Гости тут же рассредоточились по палубе. Я подошла к краю борта, свесилась вниз – моря не было слышно, все заглушала музыка. Официанты разносили шампанское.
– Как отдыхаете, Аленушка? Что пьете? – Мила подошла ко мне с бокалом.
– Все чудесно, спасибо, шампанское замечательное.
– Да, это Diamonds, чуть дороже Cristal, но намного лучше.
– Какая красивая яхта… Я их так люблю.
– Любите лодки?
– Очень!
Я вообще-то впервые была на яхте, но дорогу в порт проторила давно.
– А я не очень. Муж с институтских времен этим увлекается, еще на Клязьме начинал. Теперь, когда мы здесь, он живет на этой лодке по нескольку дней. А я больше дом люблю. Вы приезжайте летом к нам, Аленушка, поживите. Я вас все время приглашаю, а вы упрямитесь.
Действительно, что это я в самом деле? За Канны я готова была пообещать Миле что угодно.
– Обязательно, этим летом!
Надо сделать все, чтобы получилось. Зацепиться в этих краях.
Народу становилось все больше, стульев не хватало, гости уже сидели на спинках диванов, Мила побежала здороваться с вновь прибывшими…
Я спустилась вниз. Ого, а здесь библиотека! Французские, русские книжки, что-то про медиа – муж Ямбург был рекламный магнат. Ирвин Шоу, «Вечер в Византии». Теперь это моя любимая книжка про Канны…
Я перелистывала страницы.
– Ты чего здесь сидишь? Там все наверху танцуют! – передо мной возникла Настя. – А-а, эту книжку Сашка Канторович любит. Мне тоже надо почитать. Алена, знаешь, я давно хотела сказать…
Она присела рядом.
– Ты извини, что тогда так вышло из-за меня. С той статьей… Я накрутила Сашку, я тебе не доверяла тогда – думала, вдруг это все-таки ты про меня рассказала. Прости, а? Сашка разозлился, а потом переживал ужасно, когда тебя уволили. И я тоже…
– Но ты же хотела быть главным редактором? – я все-таки не удержалась. Настя смутилась.
– Я тогда в истерике была, испугалась, что меня выгонят с телика, засуетилась… Но я не хотела, чтобы ты пострадала, так вышло. Я же знаю, как ты Сашке помогала – со мной, с Аркашей. Я тебе благодарна, правда. Простишь, а?
Мне стало тепло и спокойно. От этих слов, от едва заметного покачивания на волнах. Наконец я пришла в равновесие.
– Уже давно простила.
– Хочешь, я тебя в передачу приглашу? Попиарим тебя, поговорим о глянце. Давай, а?
– Здорово. Спасибо.
– Ой, у тебя такие же босоножки, как у меня, McQueen, да? – щебетала Настя и тянула меня наверх. – А вчера у тебя были Chanel, я заметила…
Там все было в самом разгаре. Французская и русская речь, жаркие дружеские объятия, музыка, дым, смех. Про кино здесь никто не говорил – говорили про лодки, особняки, про деньги, про чьи-то разводы. Лазурная Рублевка, Рублевка в глазури… Васильев гладил по худой спине девицу лет двадцати пяти. Лия, Мила, Настя, я закружились в хороводе.
– Я ее вот с такого возраста знаю, на руках ее качала, – кричала Островская Миле и показывала на Настю. – Она мне как младшая сестра!
Настя хохотала.
– Девки, мы вместе, это дико круто!
Танцевать не хотелось. Видимо, я перестаралась вчера. Я отошла в сторону, пошла вдоль левого борта, к корме, где меньше слышно музыку. Вниз по лестнице застучали каблуки…
До меня доносились обрывки разговора, заглушаемые плеском волн.
– …они сказали – потерпите, всего год. Потом повод найдем. Но она, сука, какая оказалась хваткая…
Голос похож на Лиин. Или мне показалось? Я прислушалась.
Захохотали. Кто-то разбил бокал. Волны. Плеск, смех. Музыка…
– Алена, Алена, ты где? Иди сюда, сейчас салют будет! – кричала мне Настя.
Наверное, показалось. Надо бы посмотреть, где Лия…
– Champagne? – официант возник рядом со мной. Я схватила с подноса два бокала.
Да ерунда! Хватит уже прислушиваться, бояться. Здесь ничего плохого со мной не может случиться…
– …что там, какая-то поддержка у нее, почему назначили?
Ветер сносил слова в сторону. Я не могла понять по интонации, кто это говорит. Нет, вряд ли… Ерунду я придумываю. У меня уже привычка, рефлекс на разговоры шепотом.
– …случайность, некого было, самая компромиссная фигура. Счастье посредственности – никому не опасна…
– Салют! Салют! – Где-то над морем ухнуло, прокатилось, вода вскипела огнем, в небе, вышитые огненным стеклярусом, пульсировали цветы и снопы. Яхта вздрогнула. Живая…
И я, пока живая, не буду придумывать себе мании. В небе расцветали и вяли цветы. Недолго живут звезды. Они падали вниз, гасли, превращаясь в дым… Мне на блузку сыпануло пеплом…
Я оглянулась. Лия, Мила и Настя стояли и смотрели на звезды. Ну вот, все в порядке, мы вместе.
– Сейчас к моим друзьям в гости едем! – Настя, уже очень пьяная, тащила меня за руку.
– Нет, нам в Ниццу надо, завтра улетать.
– Ален, я обижусь! Ну, поехали, поехали!
Мы загремели каблуками по дощатому пирсу. Ловили такси, загружались… Настя носилась вокруг, как щенок, загоняла всех по машинам – подскакивала к водителям, объясняла, куда ехать.
Я села в последнюю машину, вместе с парочкой французов. Смотрела в окно на Канны, на Дворец. Уже почти утро… Моя сказка кончалась. Я прощалась с городом, медленно плыла вдоль его парадных декораций. Кино будет досниматься без меня, Канны остаются, а я уезжаю. Даже монетку забыла бросить…
Мы ехали в сторону Антиба вдоль моря. Я помнила эту дорогу слишком хорошо. Я в первый раз ехала по ней с тех пор – таксисты предпочитали автобан.
Караван машин остановился у знакомого забора. Настя распахнула калитку.
Все было как тогда. Только у бассейна стояли шезлонги.
В доме убрано. Настя, значит, ждала гостей. Теперь я знала про этот дом все и не чувствовала обиды. Она же ни в чем не виновата.
Лия улыбалась мне и махала рукой из дальнего угла гостиной. Нет, это не она, конечно. Опять про «Гламур» какой-нибудь сплетничают.
