и позволять Караколю обращать всё в шутку.
— А ну-ка заткнись! — рявкнул он. — Что тут делал? Отвечай!
Прежде чем шут успел ответить, рыцарь решительно шагнул к нему и... Караколь бросился бежать, но довольно скоро, поскользнувшись на куче навоза, упал навзничь и, ударившись о землю, выронил из рук какую-то шкатулку наподобие той, которую в прошлом году подарила своему гонцу Графиня.
Рыцарь, с грозными окриками устремившийся в погоню, не успел среагировать и, споткнувшись о беглеца, рыбкой растянулся на траве, но кинжала из рук не выпустил.
Бывший оруженосец князя успел подняться, но, вместо того чтобы убегать, принялся шарить по земле в поисках оброненного предмета. Жослен подскочил к Караколю и пнул его в бок тяжёлым рыцарским сапогом. Тот охнул и опрокинулся на спину, но перевернулся и снова оказался на четвереньках, однако лишь затем, чтобы вновь отведать удара ноги Храмовника. На сей раз шуту не удалась даже попытка подняться. Противник прыгнул ему на грудь и, упёршись в неё коленом, всем весом придавил к земле. А для того, чтобы убедить Караколя в тщетности надежд освободиться, легко, почти не нажимая, провёл лезвием кинжала по горлу.
— Что ты тут делал, собака! Отвечай или прирежу!
— Отпусти!
— Сейчас! Отвечай! — требовал рыцарь. — Решил испортить коней? Что было у тебя в руке?!
— Ничего! Ничего не было! Не убивай меня! — умолял бывший оруженосец.
— Как бы не так, бельмастая скотина! — скаля зубы, прорычал Жослен. — Кто тебя подослал?! Кому ты служишь? Предателям Ибелинам?! Изменнику графу Раймунду?! Саладину?!
В ответ Караколь только лепетал какую-то чушь и просил отпустить его, но Храмовник не собирался поддаваться на уловки врага и, чтобы сделать того откровеннее, полоснул по его бритой щеке кинжалом.
Понимая, что рыцарь не шутит, шут завизжал:
— Нет! Нет! Нет! Не надо! Я всё скажу!
— Говори, бельмастая сволочь!
Но из глотки Караколя неслось только какое-то бульканье:
— Улу! Улу! Улу!
Жослен понял, что ему придётся зарезать бывшего оруженосца господина, и уже почти совсем собрался сделать это, как какая-то мысль, точно обухом по голове, ударила его:
— Это тот старик, с которым я видел тебя в Акре в прошлом году в августе?! Тот колдун со смарагдовым перстнем?!
— Он не колдун! — даже и в состоянии, близком к сумасшествию, в котором находился отставной шут, он понимал, что за связь с колдуном в такой ситуации уж точно не помилуют: раз колдун — значит, порча. — Он не колдун! Не колдун! Он святой! Святой странник!
— Рогар Трёхпалый разберётся, кто святой, а кто нет! — пообещал Жослен. — Он соскучился по работе!
Храмовник знал, что говорил.
— Только не это! Только не это! — взмолился бывший оруженосец. — Пощадите, мессир!
Теперь самым важным для Жослена представлялось захватить колдуна.
— Может, и пощажу! Если скажешь мне, где он?!
— О-о-о!!! — завыл Караколь. — О-о-о!!!
— Не выть! Отвечать!
— Он пошёл...
— Куда?! Я не отстану, дьявол бельмастый! Где колдун?
— У графа...
— У какого графа? — наседал Жослен, требуя ответа уже по привычке, он и так понял, о каком графе шла речь, хотя бы уже потому, что в лагере был всего один граф, поскольку сенешаль по приказу короля уехал в Акру, чтобы лично встретить важных крестоносцев из-за моря, появление которых ожидалось со дня на день. — У изменника Раймунда?
— Да.
— Предатель! Проклятый предатель!.. Эй, что вы делаете?! Обезумели?! — Храмовник едва успел увернуться от занесённой над его головой дубины. Удар, по счастью, получился скользящий и пришёлся в защищённое кольчугой плечо — воинственный рыцарь не снимал главной части доспехов со вчерашнего утра. Однако силушкой Бог неожиданного помощника Караколя не обидел. Жослен отлетел в сторону и упал на траву. Взлетел вверх топор. — Эй, ты! Скотина! Свинья богомерзкая!
Считается, что доброе проклятие недурная защита даже от меча — интересно, поможет ли с топором?
— Постой, Пьер! — владелец дубины схватил товарища за рукав. — Это же наш рыцарь! Жослен! Мессир! Мессир! Простите ради Господа! Мы обознались в темноте! Простите, мессир! Поговаривают, в лагере какие-то колдуны наводят порчу на коней, вот мы и пошли...
— Ловите! Ловите его, сукины сыны! — вместо ответа завопил Храмовник, указывая на Караколя, который, воспользовавшись паникой, что-то схватив с земли, во весь дух помчался прочь. — Не дайте ему уйти! — Конюхи явно не спешили выполнять распоряжение. Пришлось применить самое верное средство: — Это же Бельмастый! Он и есть колдун! Он хотел отравить лошадей со зла на нашего сеньора!
Большего святотатства, чем попытка причинить вред коню, для человека, который всю жизнь ходит за лошадьми, и представить себе нельзя. Обоих конюхов как ветром сдуло. Спустя несколько мгновений где-то немного в стороне раздались чьи-то крики и ругательства.
«Упустили, олухи! — в отчаянии заключил Жослен. — Вот шлюхины дети!»
Но он ошибся, Руссель Бельмастый не сумел уйти от резвых парней, однако и Рогар Трёхпалый лишился развлечения на сегодняшний вечер. Караколь слишком быстро удирал, и Пьер из опасения вновь опростоволоситься швырнул в него свой топор. Конюх никак не рассчитывал, что попадёт беглецу прямо в голову. Он целил в ноги, но тот, видимо, в самый неподходящий момент поднялся, преодолевая какой-то бугорок. В общем, бывший оруженосец, бывший шут, бывший подручник колдуна теперь сделался... бывшим человеком.
Он погиб и не мог сказать больше, чем сказал, но оставалась шкатулка и упоминание о том, что Улу, или как бы там ни звался колдун с перстнем, зачем-то направился к прихвостню султана язычников графу Раймунду. Зачем? А то не ясно?!
Здесь попахивало не просто изменой, а... а... Жослен терялся, не находя подходящего определения. Но самое страшное, теперь никто, кроме владельца приметного перстня, не знал ответа на вопрос: «Сколько ещё шпионов и диверсантов заслано в лагерь христиан? Но главное, кто эти люди и какие задания они получили?»
Надо ли говорить, что простой рыцарь вроде Жослена, вздумай он призвать к ответу сиятельного предателя, получил бы такую отповедь, что вылетел бы из шатра графа со скоростью стрелы, выпущенной из самого мощного арбалета? Но Храмовник и не думал идти к Раймунду сам, он решил обратиться к своему сеньору и, вскочив на спину Гюзали, поспешил к князю. Солдат у палатки сеньора сказал Жослену, что господин принимает благословение от святой женщины, пожилой монахини, пожелавшей напутствовать христиан накануне испытания.
