Он широко улыбнулся, словно сообщил нечто очень смешное. Замечание открывало простор для мыслей о тягостной жизни каторжников, о зверском обращении конвоиров.
— Да, — сказал Хорнблауэр, запивая сухарь. — Пусть лучше гребут.
— Есть, сэр. Я тоже так подумал, сэр. Тогда мы сможем сделать две вахты.
— Делайте, что хотите, — сказал Хорнблауэр, поворачиваясь к пушке.
Первая лодка заметно приблизилась, Хорнблауэр немного уменьшил угол возвышения. На сей раз ядро упало рядом с лодкой, едва не задев весла.
— Прекрасно, сэр! — воскликнул Буш.
Кожу щипало от пота и порохового дыма. Хорнблауэр снял расшитый золотом сюртук и, почувствовав, какой тот тяжелый, вспомнил про пистолеты в карманах. Он протянул их Бушу, но тот улыбнулся и указал на короткоствольное ружье с раструбом, которое лежало рядом с ним на палубе. Если горе-команда взбунтуется, это оружие будет куда более действенным. Одну томительную секунду Хорнблауэр гадал, что делать с пистолетами, наконец положил их в шпигат и принялся банить пушку. Следующее ядро опять упало близко от лодки, — вероятно, незначительное уменьшение в расстоянии сильно повлияло на меткость стрельбы. Фонтанчик взвился у самого носа лодки. Если он попадет с такого расстояния, то по чистой случайности — любая пушка дает разброс не меньше пятидесяти ярдов.
— Гребцы готовы, сэр, — доложил Браун.
— Очень хорошо. Мистер Буш, пожалуйста, держите так, чтобы я мог стрелять.
Браун был по-прежнему на высоте. На сей раз он ограничился шестью передними веслами, и гребли, соответственно, только шестеро. Остальных он согнал на бак, чтобы сменять гребцов, когда те устанут. Шесть весел едва обеспечивали минимальную скорость, при которой тендер слушался руля, но медленное неуклонное движение всегда лучше быстрого с перерывами. Хорнблауэр предпочел не выяснять, как Браун убедил пленных взяться за весла, — теперь они, по-прежнему со связанными ногами, гребли, откидываясь назад, а Браун расхаживал между гребцами с линьком в руке и отсчитывал темп.
Тендер вновь двинулся по синей воде, выстукивая блоками при каждом взмахе весел. Чтобы растянуть погоню, надо было бы повернуться к преследователям кормой, а не раковиной, как сейчас. Но Хорнблауэр счел, что возможность попасть в лодку перевешивает потерю в скорости. Это смелое решение ему предстояло оправдать. Он склонился над пушкой, тщательно прицелился. Опять недолет. Он был в отчаянии. Его подмывало поменяться с Бушем местами — пусть выстрелит тот, — но он поборол искушение. Если говорить без дураков и не брать в расчет ложную скромность, он стреляет лучше Буша.
— Tirez! — рявкнул он лоцману, и они вновь выдвинули пушку.
Обстрел не напугал преследователей. Весла двигались размеренно, лодки шли таким курсом, чтобы через милю отрезать «Аэндорской волшебнице» путь. Лодки большие, в них человек сто пятьдесят, не меньше, — чтобы захватить «Волшебницу», достанет и одной. Хорнблауэр выстрелил еще раз и еще, упрямо перебарывая горькую обиду после каждого промаха. Расстояние было уже около тысячи ярдов, в официальном донесении он бы написал «дистанция дальнего выстрела». Он ненавидел эти лодки, ползущие неуклонно, чтобы отнять у него свободу и жизнь, ненавидел разболтанную пушку, неспособную сделать два одинаковых выстрела подряд. Потная рубашка липла к спине, частички пороха разъедали кожу.
Он выстрелил еще раз, но всплеска не последовало. Тут первая лодка развернулась под прямым углом, весла ее замерли.
— Попали, сэр, — сказал Буш.
В следующую секунду лодка двинулась прежним курсом, весла снова задвигались. Хорнблауэр почувствовал жгучую обиду. Трудно представить, чтобы корабельный баркас пережил бы прямое попадание из шестифунтовой пушки, но возможность такая действительно существовала. Хорнблауэр впервые почувствовал близость поражения. Если так трудно давшееся попадание не причинило вреда, какой смысл бороться дальше? Тем не менее он упрямо склонился над казенной частью, визируя цель с учетом правой погрешности пушки. Так в прицел он и увидел, что первая лодка вновь перестала грести. Она дернулась и повернулась, гребцы замахали другим лодкам. Хорнблауэр направил пушку, выстрелил, промахнулся; однако он видел, что лодка явно глубже осела в воде. Две другие подошли к бортам, чтобы забрать команду.
— Один румб влево, мистер Буш! — заорал Хорнблауэр.
Три лодки отстали уже сильно, однако грех было не выстрелить по такой заманчивой цели. Лоцман всхлипнул, помогая выдвигать пушку, но Хорнблауэру было не до его патриотических чувств. Он прицелился тщательно, выстрелил — опять никакого всплеска. Однако попал он, видимо, в уже разбитую лодку, поскольку две другие вскоре отошли от полузатонувшей товарки и возобновили преследование.
Браун поменял людей на веслах — Хорнблауэр вспомнил, что, когда ядро попало, слышал его хриплое «ура!». Даже сейчас Хорнблауэр нашел время восхититься, как мастерски Браун управляется с людьми, что с пленными, что с беглыми каторжниками. Восхититься, не позавидовать — на последнее времени уже не хватило. Преследователи изменили тактику — одна лодка двигалась теперь прямо на них, другая по-прежнему шла наперерез. Причина вскоре стала понятна: нос первой лодки окутался дымом, ядро плеснуло возле кормы тендера и рикошетом пролетело мимо раковины.
Хорнблауэр пожал плечами — трехфунтовая пушка, стреляя с основания еще более шаткого, чем палуба «Аэндорской волшебницы», вряд ли может причинить вред, а каждый выстрел тормозит продвижение лодки. Он развернул пушку к той, которая двигалась наперерез, выстрелил, промазал. Он еще целил, когда грохот второго выстрела с лодки достиг его ушей; он даже не поднял головы взглянуть, куда упало ядро. Сам он на этот раз почти попал — расстояние сократилось, он приноровился к пушке и ритму качавшей «Волшебницу» атлантической зыби. Три раза ядро зарывалось в воду так близко к лодке, что брызги, наверно, задевали гребцов. Каждый выстрел заслуживал стать попаданием, однако неопределимая погрешность вычислений, связанная с переменным количеством пороха, формой ядра и особенностями пушки, давала разброс в пятьдесят ярдов, как бы хорошо он ни целил. Один-два бортовых залпа из десяти умело направленных пушек, и он потопил бы лодку, однако в одиночку с десятью пушками ему не совладать.
Впереди что-то затрещало, от пиллерса полетели щепки. Ядро вспороло палубу наискосок.
— Ни с места! — заорал Браун и одним прыжком оказался на баке. — Гребите, черти!
Он за шиворот волок обратно перепуганного каторжника — тот от страха выронил весло. Наверное, ядро пролетело меньше чем в ярде от него.
— Навались! — орал Браун.
Он был великолепен — мощный, с линьком в руке, похожий на укротителя в клетке со львами. Одна вахта в изнеможении лежала на палубе, другая, обливаясь потом, налегала на весла, Хорнблауэр понял, что ни в нем самом, ни в его пистолетах надобности нет, и склонился над пушкой. На сей раз он в самом деле позавидовал Брауну.
Лодка, которая стреляла по ним, не приблизилась — скорее отстала, — но другая заметно сократила разрыв. Хорнблауэр уже различал человеческие фигуры, темные волосы, загорелые плечи. Весла ненадолго замерли, в лодке произошло какое-то движение, потом она вновь двинулась вперед, еще быстрее. Теперь на каждой банке гребли по двое. Командир, подойдя близко, решил одним рывком покрыть последний, самый опасный отрезок и бросил на это всю прежде тщательно сберегаемую энергию подчиненных.
