I. Академия Наук (в Лионе) и капитан Коркоран
29 сентября 1856 года, около трех часов дня, Лионская Академия наук, заседая в полном составе, единодушно спала. Но в извинение господ академиков, говоря правду, надо упомянуть о том, что с двенадцати часов дня им читалось сжатое резюме о трудах знаменитого доктора Лорица Шварца из Шварцгаузена об отпечатке, оставляемом на пыли левой лапкой не позавтракавшего паука. Впрочем, надо отдать справедливость спавшим: все они не сдались сну без сопротивления. Один из них, прежде чем оперся локтями на стол и опустил голову на руки, пытался набросать пером фигуру римского сенатора, но сон одолел его как раз в ту минуту, когда он искусною рукою изображал складки тоги. Другой из листа белой бумаги соорудил целый линейный корабль, и легкое похрапывание господина академика, казалось, должно было играть роль ветра, раздувавшего паруса судна. Один только президент, откинувшись и опираясь спиною о спинку кресла, спал с полным сознанием своего достоинства и, держа руку на колокольчике, как солдат под ружьем, сохранял внушительный вид.
А в это самое время поток слов лился беспрерывно и господин доктор Лориц Шварц из Шварцгаузена излагал бесчисленные соображения о происхождении и возможных последствиях своих открытий. Вдруг стенные часы пробили три часа, и все почтенные члены Академии мгновенно проснулись. Президент заговорил звучным голосом:
— Господа! Так как первые пятнадцать глав этой прекрасной книги прочитаны и выслушаны нами, мы имели полную возможность убедиться в обилии новых и плодотворных выводов и соображений, ввиду чего Академия, приветствуя господина доктора Шварца, полагаю, не может иметь что-либо против назначения слушания остальных пятнадцати глав на будущей неделе. Таким образом, каждый из нас будет иметь более времени для обсуждения этих великолепных идей и, если окажется нужным, предъявить автору свои возражения.
Так как на это господин Шварц изъявил полное свое согласие, поспешили отложить чтение и перешли к другим докладам.
Тогда поднялся с кресла небольшого роста человек с седыми волосами на голове и с седой бородой; с живыми, проницательными глазами, заостренным подбородком и кожей, казавшейся приклеенной к костям, до такой степени он был худой и иссохший. Он знаком сообщил о том, что намерен говорить, и тотчас же воцарилась полная тишина, так как он был из числа тех, кого слушают и опасаются прерывать.
— Господа! — сказал он. — Наш высокопочтенный и достойный глубокого сожаления коллега господин Деларош в прошлом месяце умер в Суезе, как раз в то время, когда намеревался отплыть в Индию на розыски в горах Гатес, у истоков Годавери, первой священной книги индусов, ранее появившейся, чем Веды, а именно Гурукарамта, которую туземцы, как утверждают многие, тщательно скрывают от глаз европейцев. Этот самоотверженный человек, воспоминание о котором вечно останется дорогим всем людям, преданным науке, перед смертью пожелал устроить так, чтобы предпринятое им дело было закончено успешно. С этой целью он завещал сто тысяч франков тому, кто возьмет на себя труд розыска этой прекрасной книги, существование которой, если верить тому, что утверждают брамины, не подлежит ни малейшему сомнению. Силою своего завещания он утверждает вашу достославную Академию исполнительницею своего завещания и просит вас, чтобы вы сами избрали того, кто должен заменить покойного. Выбор этот, впрочем, несколько затруднителен во многих отношениях, так как путешественник, которого вы пошлете в Индию, должен обладать крепким организмом, способным выдержать неблагоприятный климат, и, кроме того, должен быть смел и храбр, чтобы противостоять зубам тигра, хоботу слона и западне индусских разбойников. Мало того, он должен быть хитер, чтобы обмануть зависть англичан, потому что Королевское общество, отделение которого находится в Калькутте, не имело успеха в своих поисках, оказавшихся вполне тщетными, и, конечно, не захочет допустить, чтобы честь открытия и приобретения священной книги досталась французу. Кроме того, необходимо, чтобы лицо, которое будет вами послано, знало санскритский язык и все народные или священные языки Индии. Таким образом, это весьма нелегкое дело, и потому я предлагаю Академии назначить по этому предмету конкурс.
Конкурс был тотчас же назначен, и все разошлись, спеша пообедать.
Конкурентов явилась целая толпа, и все усердно добивались избрания их Академией. Но один был слабой комплекции, другой весьма несведущ, третий из восточных языков знал только китайский и туркменский языки. Словом, прошло несколько месяцев, но все же Академии не удалось избрать подходящее лицо.
Наконец 26 мая 1857 года во время заседания Академии президенту подали визитную карточку господина, желавшего быть тотчас же допущенным в залу заседания.
На этой карточке значилось: Капитан Коркоран.
— Коркоран! — произнес президент. — Коркоран! Кто из вас господа знаком с этим человеком?
Оказалось, что никто о нем понятия не имел. Но собрание отличалось, как и всякое собрание, любопытством и пожелало увидеть незнакомца.
Дверь отворилась, и появился капитан Коркоран.
Это был молодой человек, высокого роста, не более двадцати пяти лет, державшийся просто, не скромничая, но и без тени горделивости. Лицо его было белое и безбородое. В глазах его, цвета морской воды, ясно выражались прямота и отвага. На нем было пальто из альпака, красная сорочка и белые панталоны. Оба конца его галстука, завязанные «a la colin», небрежно откидывались на груди его.
— Господа! — сказал он. — Я узнал, что вы в затруднении, и явился предложить вам свои услуги.
— В затруднении? — прервал его высокомерным тоном председатель. — Вы заблуждаетесь, милостивый государь! Лионская Академия наук, равно как и всякая другая академия, никогда не бывает в затруднении. Мне хотелось бы знать, что может затруднять ученое общество, числящее среди своих членов, смело решаюсь это сказать, — конечно, умалчивая о тех, кто имеет честь состоять президентом этого общества, — столько высокодаровитых людей, столько прекрасных душ и благородных сердец!..
Оратор был прерван троекратными взрывами аплодисментов.
— Если это так и вы ни в ком не нуждаетесь, в таком случае имею честь откланяться, — возразил Коркоран, повернувшись влево и направляясь к двери.
Однако председатель поспешил сказать:
— О, сударь! Вы слишком горячи. По крайней мере скажите нам что-либо по поводу вашего посещения.
На это Коркоран отвечал:
— Вы разыскиваете Гурукарамту? Не так ли?
Президент, улыбнувшись несколько иронически и в то же время благосклонно, ответил:
— И вы, милостивый государь, желаете найти это сокровище?
— Да, это так.
— Вам известны условия завещания господина Делароша, нашего ученого и оплакиваемого коллеги?
