— А теперь пойдем вниз и выпьем.
— Разве кто-нибудь не должен остаться наверху и смотреть вперед — на случай, если мы на что-нибудь наткнемся?
— Единственное, на что мы можем здесь наткнуться, это другая лодка, Марти. На всех лодках есть ходовые огни. Ночь сейчас ясная. Посмотри вон туда. Нет, в эту сторону. Видишь там огонек?
— Да, и что это…
— Это другая лодка, она идет свои курсом милях в восьми от берега. Мы можем врезаться только в такую вот лодку и только в том случае, если она тоже идет на автопилоте и за ее штурвалом никого нет, но здесь чертовски много свободного места, так что вероятность столкновения совсем невелика. Если тебя это успокоит, мы можем выходить наверх каждые двадцать минут, чтобы осмотреться.
— Клянусь Богом, Мори, мне не нравится, что мы будем плыть вслепую в этой темноте.
— Тогда лучше выпей и выброси все это из головы, а потом мы поиграем с сестричкой в наши игры.
— Только не так, как мы играли с той большой девкой — как ее звали, кажется, Сис?
— Тебе не понравилось?
— А как мне могло это понравиться? К тому времени, когда наступила моя очередь, она была уже мертва.
— Она не была мертва.
— Ладно, не была. Но мне от этого какая радость? Я люблю, чтобы была какая-то реакция.
— Если ты хочешь реакции, то ты ее получишь, Марти. Даже больше, чем тебе нужно. А может быть, тебе, как Бену, лучше заняться Черити?
Когда они спускались вниз, я услышал, как Марти издал звук глубоко отвращения:
— Что до меня, то я никогда не выносил пьяных женщин. Клянусь Богом. Меня от них просто выворачивает.
В главной каюте зажглись дополнительные огни. Свет из окон падал на палубу, смешиваясь с бледным сиянием луны. Я слышал постоянный шум воды, которая билась о борт яхты и неслась дальше, превращаясь за кормой в потоки пены. Я снова попытался достать напильник. Мне пришло в голову, что, возможно, мне удастся закрепить его между досками на палубе. Но, повернувшись на бок, я почувствовал, как он скользнул дальше к пояснице.
Я стал вяло теребить рубашку и с трудом вытащил его обратно, однако мне никак не удавалось ухватиться за напильник пальцами.
Внезапно, сквозь шум моря и гул работающих двигателей, я услышал тонкий пронзительный крик, больше напоминающий вой, который вырывался из горла моей девушки. Он звучал пару секунд, но в нем было столько боли, отчаяния и страха, что я мгновенно оцепенел и покрылся холодным потом. Наверное, они вытащили кляп у нее изо рта или он сам выскочил во время борьбы. В ответ раздался злобный вопль Марты и тяжелый флегматичный смех Уэбера, а потом снова послышался ее голос, похожий теперь на собачье скуление.
Все мои планы и холодные расчеты вмиг исчезли. Отчаяние может свести с ума и придать нечеловеческие силы. Я лежал на правом боку. Мои руки были туго связаны шнуром, который обвивал их от запястий до локтей. Я закрыл глаза и попробовал раздвинуть локти. Я почувствовал, как мышцы рук и плеч твердыми буграми вздулись под кожей. Перед глазами поплыли красные точки. От напряжения голова едва не взорвалась, губы вывернулись наружу, легкие надулись, готовые разлететься на куски, горло перехватило спазмом. Чем-то это должно было закончиться. Либо треснет кость, либо порвется мышечная ткань, либо лопнет шнур. Я знал, что должен испытывать сильную боль, но на деле ничего не чувствовал. Крайнее напряжение сил блокировало все остальное.
Неожиданно раздался легкий треск, до смешного слабый по сравнению с теми нечеловеческими усилиями, которые я приложил. Я скорее догадался, чем почувствовал, как что-то ослабло и упало с моих запястий. Я открыл глаза и при свете, шедшем из каюты, посмотрел на свои руки. Шнур лопнул, вероятно, в том месте, где Пегги успела повредить его маленьким напильником и обнажила медный провод. Я стал быстро разматывать оставшиеся петли. (Все это время она продолжала кричать, как человек, которого пытают.)
Наконец мои руки были свободны. Я стал развязывать лодыжки. Я почувствовал, что затекшие пальцы слабо и неуверенно теребят путы на ногах. Мне с трудом удалось сесть, и я постучал руками по палубе, пытаясь вернуть в них немного жизни. Но одновременно с кровью они стали наливаться нестерпимой электрической болью. Я знал, что пройдет много времени, прежде чем я смогу нормально шевелить руками, например развязать узел на ногах. Я схватился за напильник и сжал его в пальцах, как маленький ребенок сжимает в непослушных ручонках ложку.
«Мерзавцы! — кричала она во всю силу своих легких. — Мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы!»
Я передвинул ноги к свету и стал неуклюже пилить стягивающий их шнур. Прошла целая вечность, прежде чем мне это удалось, и в следующий момент я, освободив лодыжки, сорвал с лица повязку и выплюнул изо рта кляп. Я попытался встать, но не смог этого сделать. Мои ноги ничего не чувствовали. Я рванулся вперед и, ухватившись за перила, стал топать по палубе ногами, чтобы восстановить кровообращение.
«Перестаньте! — кричала она. — Перестаньте! О Боже!»
Я отпустил перила и попробовал идти — я был словно на ходулях. Руки висели вдоль тела как плети. Я пытался идти быстро, надеясь застать их врасплох и зная, что у меня уже нет времени.
Спотыкаясь и шатаясь, я ввалился в ярко освещенную каюту. Все трое были на низком диване слева. Уэбер на коленях стоял у дальнего конца дивана и со смехом держал ее за плечи. Он повернул ко мне голову. Руки у Пегги были по-прежнему связаны. Она была голой. Она извивалась всем телом на диване, судорожно выгибая торс и стройные сильные ноги. Марти, тоже совсем голый, не считая одной рубашки, ругался и боролся с ней, пытаясь поймать и раздвинуть ее ноги. Он сидел спиной ко мне.
Увидев меня, Уэбер широко раскрыл глаза. Он мгновенно выпустил девушку и отскочил назад.
— Да держи ты ее! — в ярости завопил Марти.
Я настиг его в два прыжка. Я не мог сжать пальцы в кулаки, поэтому ударил его по затылку тыльной стороной предплечья. Охнув, он обмяк и стал сползать на пол, а Пегги скатилась с кушетки и вскочила на ноги, глядя на меня с диким выражением, не видя и не узнавая.
— Беги! — крикнул я ей в лицо. — Прыгай за борт!
Я знал, что Уэбер сделает в следующий момент, и сделает быстро, без колебаний. Я понимал, что не смогу его остановить, не успею даже подойти к нему. Я ударил ее по щеке бесчувственной ладонью.
— За борт! — заорал я еще раз.
Она быстро проскользнула мимо меня. Я бросился за ней, почти теряя равновесие и тяжело двигая ногами, слишком медленно, как в ночном кошмаре, когда пытаешься убежать от какого-то чудовища и чувствуешь, что твои ноги словно увязают в клее.
Уже выскочив на палубу, я услышал за спиной лающий звук выстрела. В тот момент, когда я ухватился за край люка, мою руку ужалило, и в лицо и горло полетели щепки и осколки. Бросившись на пол, я перекатился на бок, чтобы увернуться от пули, и увидел, как Пегги бежит к корме. Страх погнал ее прямо на перила, с которых она могла спрыгнуть в воду. Я увидел, как ее тонкое, гибкое тело выпрямилось в лунном свете, и понял, что, если она в этой позе прыгнет вниз, турбулентные потоки за кормой затянут ее под винты и сломают ей спину, шею или ноги, если только она не приземлится прямо в шлюпку. Но за мгновение перед тем, как нырнуть во мрак, она сжалась в маленький комочек.
