на врагов обворожительное впечатление, только усиливавшееся с течением времени. Даже Ноллису, суровейшему из пуритан своего времени, она представлялась в плену «замечательной женщиной». «Кроме признания своего королевского достоинства, она, по-видимому, не обращает внимания ни на какие церемонии и почести. У нее заметна наклонность много говорить, быть смелой, шутливой и очень любезной. Она выказывает сильное желание отомстить своим врагам. В надежде на победу она готова подвергаться всем опасностям. Она охотно слушает рассказы о смелости и храбрости, восхваляет поименно всех заведомо смелых соотечественников, хотя они ее враги, и не скрывает трусости даже своих друзей». Люди еще не подозревали суровой набожности и силы страсти, скрывавшихся под привлекательной внешностью Марии Стюарт, но они сразу заметили ее политический талант. Она ухватилась за новую возможность, которую дала ей смерть супруга. Теперь ни в Шотландии, ни в Англии ее делу не мешало народное недоверие к вмешательству французов. Мария Стюарт высадилась в Лите с намерением разрушить союз Елизаветы с протестантами Шотландии, сплотить вокруг себя королевство и таким образом создать прочное основание для интриг среди английских католиков.
Ее появление произвело удивительное действие. Ее личное обаяние оживило преданность народа и склонило к ее ногам всю Шотландию. Ее очарованию не поддался только Нокс, самый крупный и строгий из проповедников кальвинизма. Грубые шотландские вельможи признавали, что Мария Стюарт владеет «какими-то чарами, привораживающими людей». Обещание религиозной терпимости побудило всех ее подданных поддерживать выдвинутое ею притязание на назначение ее преемницей Елизаветы. Но вопрос о наследовании, как и вопрос о браке, был для Елизаветы вопросом жизни и смерти. Ее брак с католиком или протестантом положил бы конец системе равновесия и национального единства в стране, подал бы знак к восстанию обманутой ею партии и к победному торжеству партии удовлетворенной. Испанский посол, настаивавший на браке с Габсбургом, писал: «Если сюда явится католический принц, то первая месса, на которой он будет присутствовать, послужит сигналом к восстанию». То же было и с вопросом о престолонаследии. Назначить наследником протестанта из дома Суффолков — значило бы побудить к восстанию всех католиков; назначить Марию Стюарт — значило бы вызвать отчаянное восстание протестантов и отдать Елизавету на произвол любого фанатика-убийцы, желавшего очистить путь для католического государя. «Я не настолько глупа, ответила королева Марии Стюарт, — чтобы надеть на себя саван».
Но на нее оказывалось сильное давление, и Мария Стюарт ожидала торжества католицизма во Франции, чтобы еще усилить его. Это и заставило Елизавету помочь гугенотам, когда они стали поддаваться перед силой Гизов. Как ни ненавидела она войну, но инстинкт самосохранения вовлек ее в великую борьбу, и, несмотря на угрозы Филиппа II, она обещала прислать протестантам под началом Конде деньги и 6 тысяч человек. Но роковое поражение армии гугенотов при Дре отдало Францию в руки Гизов и приблизило опасность к самому порогу Англии. Надежды английских католиков возросли. С изданием буллы о низложении, папа Римский, правда, медлил, зато он объявил (1562 г.) принятие английской литургии расколом и запретил католикам посещать церкви. Издание этой грамоты положило конец богослужебному единообразию, которое старалась установить Елизавета. Ревностные католики покинули церкви. На этих ослушников налагались тяжелые пени, и когда их число возросло, они стали важным источником дохода для казны. Но это не могло компенсировать нравственный удар, нанесенный отчуждением католиков.
Это было началом борьбы, которую Елизавете удавалось предупреждать в течение трех памятных лет. Фанатизм католиков встретился с фанатизмом протестантов. Вести о поражении гугенотов вызвали в Англии панику. Парламент выразил свои опасения в новых мерах строгости. «Довольно сказано слов, — заметил министр королевы, сэр Фрэнсис Ноллис, — пора обнажить меч». Этим мечом явился «Акт об испытании» («Test act») 1563 года, первый в ряду тех уголовных законов, которые в течение двух веков тяготели над английскими католиками. Этот статут требовал от всех чиновников, духовных и светских, за исключением пэров, присяги на верность королеве и отречения папы Римского от светской власти. Вследствие этого вся власть в королевстве перешла в руки протестантов, а также католиков, признававших, вопреки папе, законность Елизаветы и ее церковную юрисдикцию. Впрочем, к мирянам этот закон применялся бережно; более сильное давление оказывалось на духовенство. Многие из приходских священников хотя и приняли новую литургию, но не принесли присяги, предписанной «Актом о единообразии». До сих пор Елизавета благоразумно не допускала строгого расследования их взглядов. Но теперь для выполнения закона в Ламбете по ее приказу была учреждена комиссия с примасом во главе; в то же время за основу вероучения были приняты 39 статей, составленных при Эдуарде VI, и от духовенства потребовали их принятия.
Быть может, если бы Елизавета предвидела, как быстро исчезнет пугавшая ее опасность, она сохранила бы свою прежнюю лояльную политику. В этом случае она могла, по обыкновению, положиться на счастье. Гибель герцога Гиза при осаде Орлеана, занятого гугенотами (1563 г.) дезорганизовало его партию; при французском дворе верх взяла политика умеренности и равновесия; Екатерина Медичи была теперь всесильна, а она все еще придерживалась мирной политики. Но удача сопровождалась для Елизаветы заслуженным унижением. В годину бедствия гугенотов она продала им свою помощь за уступку Гавра, а теперь примирение партий во Франции снова отняло его. Мир с Францией следующей весной обеспечил ей на год отдых от тревог и совсем расстроил план Марии Стюарт оказать давление на соперницу соединенными силами Шотландии и Франции. Но поражение только внушило ей еще более опасный план. Ей надоела маска религиозной терпимости, которую приходилось носить с целью обеспечить себе общую поддержку подданных, и она решилась сблизиться с английскими католиками на почве католицизма.
По родству ближе всего к Марии был Генрих Стюарт, лорд Дарнли, сын графини Леннокс и внук Маргариты Тюдор по второму ее браку с графом Энгусом, тогда как Мария была внучкой Маргариты по первому браку с Яковом IV. Хотя дом Ленноксов и принял новое английское богослужение, но его симпатии заведомо остались католическими, и католики возлагали свои надежды на его наследника. Теперь Мария Стюарт решилась объединить силы католицизма посредством брака с Дарнли. Обе стороны считали этот брак вызовом протестантизму. До сих пор Филипп II относился одинаково подозрительно к религиозной терпимости Марии и к ее расчетам на Францию; теперь он постепенно перешел на ее сторону. «Она — единственные ворота, — признался он, через которые религия может снова проникнуть в Англию; все другие закрыты». Напрасно королева Елизавета старалась предупредить брак, угрожая войной и устраивая заговоры с целью захватить Марию Стюарт и изгнать Дарнли за границу. Лорды Конгрегации с ужасом пробудились от своего доверия к королеве, а
