армией кадровый боевой офицер, капитан Федичкин. Воткинской группой командовал капитан Юрьев — социал-демократ меньшевик, член заводского комитета. Оба они оказались достаточно хорошими военачальниками. По принятому соглашению, военные приказы подписывались так называемым главнокомандующим прикамского Комуча, уполномоченным Союза фронтовиков и членом местного совета рабочих депутатов. В Сарапуле же военные приказы подписывались еще и делегатами фабрично-заводского комитета.
Военное командование не было свободно в оперативных действиях. Часто между ними и «верховной властью» возникали конфликты, особенно в вопросе наступательных операций. В маленьком масштабе в Ижевске происходило то, что имело место в Казани и Самаре. Офицерство, даже вышедшее из местного заводского населения, рассматривалось как «необходимое зло». Оно не имело никаких прав, даже права наложения дисциплинарного наказания за ослушание. На все требовалась санкция «революционно-демократических» учреждений.
В повстанческой армии, вместо железной дисциплины и устремления всех сил на борьбу с красными, началась обычная социалистическая пропаганда со всеми ее атрибутами. Смертная казнь была отменена. Боевые приказы штаба обсуждались в солдатских группах и часто не исполнялись, особенно в Сарапуле. О строгой дисциплине нечего было и думать. Понятно, что после первого взрыва энтузиазма среди рабочих и крестьян наступило охлаждение. Дисциплина стала падать, а тыл разлагаться. Следственные комиссии (состоявшие из социалистов) держали сотни арестованных в импровизированных арестных домах, с которыми советские агенты имели свободное общение. Началась обычная в то время пропаганда — примирения с большевиками и прекращения «братоубийственной» войны. В Воткинске, ввиду небольшого количества эсеров, дело было поставлено несколько лучше. Здесь штаб не считался с социалистическими организациями. В Сарапуле же наблюдался полный хаос, там работали три самозванных штаба. Солдаты митинговали. Отряды не выполняли боевых приказов.
При столь неблагоприятных условиях повстанческой армии приходилось выдерживать беспрерывные бои с красными. Особенно трудно доставалось воткинцам, на которых наступали с двух сторон китайско-латышские отряды. Насильно мобилизованных крестьян латыши гнали в наступление, выставив в тылу пулеметы. Несколько раз Ижевск подвергался непосредственной опасности. Красные пулеметы подходили уже очень близко к заводу, но геройским защитникам удавалось в решительный момент обращать красных в бегство и даже захватывать добычу.
В конце сентября в Ижевск прибыла долгожданная делегация самарского Комуча, представленная двумя эсерами, Шмелевым и Шелумовым. Они привезли немного денег (на 1½ миллиона рублей облигаций военного займа) и уверяли, что военная помощь приближается. Это была неправда. Шмелев и Шелумов пытались мобилизовать «Роту Учредительного собрания», в которую, после усиленной пропаганды, записалось несколько десятков человек местной учащейся молодежи и интеллигенции. Во главе роты стал Шелумов, а Шмелев, исполнив свою «миссию» и почуяв личную опасность, поспешил в Уфу (через два месяца Шмелев вместе с Вольским и другими эсерами заключили в Уфе мир с большевиками и пропущены были в Москву). Шелумов же погиб на передовых позициях около Ижевска. С ним погибло несколько десятков самоотверженных энтузиастов, поверивших эсеровским призывам.
Под все усиливавшимся давлением красных в первых числах октября пришлось очистить Сарапул и отступить к самому Ижевску. С падением Сарапула создалось опасное положение, армия оказалась окруженной и стиснутой кольцом. Последний выход на Белую закрылся. Тем не менее, все продолжали жить надеждой на помощь извне. «Верховные правители» заверяли, что самарские товарищи спешат на помощь деньгами, оружием и людьми, а союзные армии идут с востока на выручку и находятся около Уфы.
7 октября пала Самара, последний оплот волжского Комуча. Оставалась последняя надежда на Уфу, и фронт держали с огромными усилиями. В ноябре грустная картина обнажилась. Помощи ждать стало неоткуда. Красные подходили уже к самой Уфе, заняли селения по Белой и почти отрезали выход ижевцев к белым армиям, оперировавшим на Урале.
Между тем силы повстанцев слабели. Они сражались героически; отдельные отряды интеллигенции и учащейся молодежи сдерживали натиск во много раз превосходивших их красных. Стало ясно, что падение Ижевска неминуемо и необходимо заблаговременно эвакуироваться. Комуч, однако, не сдавался, продолжал уверять, что помощь идет. На заводах царило паническое настроение.
Красные стали подходить к Ижевску. Был трагический момент, когда они были совсем близко от завода и послали делегацию, состоящую из трех татарских мулл, ижевскому рабочему комитету с предложением выдать всю интеллигенцию, командный состав и оружие, за что рабочим была обещана полная амнистия. Письмо с делегацией попало в штаб. Ночью было созвано экстренное совещание. Решили принять энергичные меры: по тревожному гудку в 4 часа ночи были созваны жители на митинг. На нем был сообщен приказ командарма Федичкина о введении смертной казни за бегство с фронта. Сам Федичкин с несколькими ротами в ту же ночь повел энергичное наступление. Красные были еще раз разбиты, отогнаны от Ижевска, и бодрое настроение вновь вернулось к защитникам ижевского плацдарма.
После этого капитан Федичкин неоднократно убеждал свое гражданское «начальство» в необходимости своевременной эвакуации заводов, с целью вывести армию и спасти население. Он предлагал пешим порядком пробиваться на соединение с оперировавшими на Урале частями Сибирской армии. Но господа Евсеев, Бузанов и другие с упорством отклоняли предложение начать немедленную эвакуацию заводов. Решено было созвать «всенародный» митинг. Выступающий на нем капитан Юрьев заверил, что в Ижевск будто бы двигаются на помощь два полка Народной армии из Уфы, которые скоро должны прибыть. Члены Комуча подтвердили заявление Юрьева и умоляли бороться и не эвакуировать Ижевск до прихода помощи. Эвакуация была отвергнута. В это время пришло известие, что адмирал Старк и капитан Феодосьев, оперировавшие с вооруженной флотилией на Каме и Белой, ушли в Бирск разоружаться. Они мотивировали свой уход скорым наступлением зимы. Это немедленно было учтено красными. К пристани Гольяны подошли пять красных канонерок и обстреляли берег. Одновременно была захвачена и пристань Галево, единственный свободный проход на Урал. Повстанцы оказались в мешке. Оставался еще единственный и малонадежный путь отхода армии — пристань Еловая, переправа через Каму и левым берегом, походным порядком на Кимбардинский завод, в районе которого находилась группа белых войск капитана Ларионова. Тогда-то было, наконец, решено оставить Ижевск. Стали готовиться к отступлению.
Но в этот момент красные окружили Ижевск и повели решительное наступление на город с двух сторон. Штабу и части отрядов едва удалось спастись по дороге на Воткинск, а тысячи жителей и рабочих не успели бежать и попали под власть красных.
Благодаря тыловому прикрытию ижевцев, отступавших с боем, Воткинску удалось сравнительно благополучно эвакуироваться и, соединившись с ижевцами, переправиться через еще не покрывшуюся льдом Каму. Приходилось идти с боем несколько недель, пока армии не потеряли связи с красными.
Моральное состояние ижевских отрядов было весьма угнетенное. Однако, имея достаточное количество орудий и пулеметов, отобранных у красных уже в боях
