сидела предельно собранная и деловая молодая женщина. А на кровати, на которой еще совсем недавно они любили друг друга, лежал его концертный костюм, ею приготовленный.
– У нас полчаса, – Таня взглянула на часы на запястье. – Успеем как раз позавтракать. А потом надо выходить, чтобы не опоздать на репетиционный прогон. – Илья смотрел на нее. Молчал. Улыбался. – Чему ты улыбаешься?
– Не чему, а кому. Тебе.
Для репетиционного прогона им выделили Малый зал филармонии. Проходя через служебный вход, мимо стен, которые видели Шостаковича и Мравинского, Илья не мог отделаться от ощущения, что он не успокоится, пока не сыграет в этом святом для любого музыканта месте. Но пока Илья спешил на встречу со своим дирижером. Тот встретил его энергичным рукопожатием.
– Рахманинов! Ах, как я люблю Рахманинова. Он последний из плеяды великих романтиков.
Илья не стал сдерживать легкую улыбку. Маэстро Ли Вэнь слово в слово повторяет одну из любимых фраз профессора Самойленко.
– Мы еще только начали разбирать его наследие, – продолжил свой панегирик дирижер. – Сколько нам еще предстоит о нем понять… – Маэстро встряхнул партитуру. – Ну что, начинаем?
– Начинаем.
Перед тем как пройти к роялю, Илья обернулся к зрительному залу. Там в первом ряду сидел единственный зритель. Его главный слушатель. Его жена.
* * *
– Ну что, я заработал право на автостоп?
Иван едва взглянул на зачетку, которой махал перед его носом сын. У ног Ини стоял рюкзак, в который он продолжал с остервенением утрамбовывать вещи.
Заданный вопрос был риторическим. Потому что гораздо громче слов говорили действия. А еще – сам вид Вани. Если раньше его угрозы уехать автостопом имели целью подразнить отца и в них не было ничего серьезного, то теперь… теперь все изменилось. Ваня говорил и действовал как человек, принявший решение. А вставать на пути у человека, принявшего твердое решение, неправильно. А может быть, даже опасно.
– Настоящий автостопщик не зарабатывает право на автостоп. Он просто берет – и уезжает.
Иня замер, скорчившись над рюкзаком в три погибели. Искоса посмотрела на Ивана снизу вверх.
– Откуда ты знаешь?
– Папа знает, папа пожил.
Ванька угукнул и наконец застегнул туго набитый рюкзак. А когда выпрямился, его уже ждали распростертые отцовы руки. Обнялись они коротко, немного неловко, но искренне. Господи, мальчик, когда ты-то успел вырасти?!
Они разжали руки ровно в тот момент, когда из кухни появилась Дуня с пакетом пирожков.
– Твои любимые.
Пирожки в рюкзак уже не влезли, и их пришлось впихивать в один из наружных карманов. С матерью Ваня обнимался не в пример дольше, чем с отцом, – и Иван не мог понять, кто из них никак не может разжать рук. Но это случилось.
Ваня смотрел на родителей. Родители смотрели на Ваню. На лице сына смешались предвкушение, гордость за себя, недоумение и… и что-то еще.
– Ну, я пошел?
– Будь внимателен к красным машинам, сынок.
* * *
Дверь за сыном захлопнулась, и Дуня побежала к окну. Сейчас Ванечка спустится в лифте и выйдет из подъезда. Как же тяжело отпускать! Сынок…
Они так и не поговорили, да и вряд ли поговорят. Совсем взрослый. Уже не прибежит с ободранными коленками и сломанной игрушкой. Уже мужчина. Уже все в себе, только глаза больные. И остается лишь обнять, прижать, накормить и напечь пирожков. Я здесь, Ванечка, я рядом. Дуня стояла у окна, провожала сына, который отправился в одному ему ведомый путь, и поймала себя на мысли, что готова перекрестить удаляющуюся родную спину. И перекрестила бы. Если бы не муж рядом.
Он вспомнил про красную «ауди». Дуня тоже про нее вспомнила и смахнула непрошеные слезы. Все повторяется. Детям кажется, что они первые. А на самом деле родители все это уже проходили, много-много лет назад.
– Если он вернется через пару месяцев на красной «ауди» – я не удивлюсь. – Теплые руки мужа обняли Дуню, и стало чуточку спокойнее.
Иван думал о том же самом. Они оба смотрели на шедшего по тротуару Иню. А потом сын скрылся за поворотом. Перед глазами остался пустой солнечный летний двор.
– Он ведь вернется, правда? – Дуня отвернулась от окна и обняла своего автостопщика за шею.
– Конечно, вернется. Ты же поворожила над пирожками?
– Да. И тебе надо снять пробу. Ты же помнишь, что через два часа приедет твоя мама? Пирожки должны быть на высоте.
Идея Ивановна прибывала не просто так – а в честь концерта, который состоится вечером на Дворцовой площади Санкт-Петербурга и на котором будет выступать победитель конкурса имени Чайковского и по совместительству муж ее единственной внучки Илья Королёв. Этот концерт будет транслироваться онлайн. Идея Ивановна обладала многими талантами, но вот с техникой у нее, как и у большинства людей преклонного возраста, отношения не задались.
Иван пообещал маме настроить телевизор, и тогда они все вместе в гостиной смогут стать зрителями этого концерта и, может быть, увидеть не только новоиспеченного зятя, но и Таню в первых рядах слушателей.
Вчера вечером по телефону дочь сказала, что Илья собирается исполнять Рахманинова. Эту информацию сразу же передали свекрови, и она заметно взволновалась.
Дуня надеялась, что визит Идеи Ивановны поможет хотя бы на время не скучать и не думать о только что уехавшем сыне. Сыне, у которого завтра день рождения, и он проведет его один. Но это его выбор.
А Идея Ивановна внесет некоторое разнообразие в жизнь. Опустевший дом не кажется пустым – когда в нем гости.
– По виду пирожки получились вполне аппетитные, – пробормотала Дуня, продолжая обнимать мужа.
– Пошли снимать пробу.
* * *
Рюкзак за плечами был тяжелый, а на душе у Вани – легко. Впервые за долгое-долгое время.
Внутри не отболело, нет. И острое чувство одиночества накрывало в самые неожиданные моменты. Но он с этим справится. Потому что на самом деле Ваня не одинок. У него есть мама и папа, есть бабуля, есть сестра и друг. Настоящий друг, почти брат. Человек, у которого есть так много, – не может быть одиноким.
Несчастным – да. Но Ваня твердо вознамерился покончить с этим.
Он хорошо сдал сессию. Он отправляется в большое приключение, и, что немаловажно, – на свои собственные деньги. Выигрышем в лотерею Иня распорядился просто – вернул Тане долг, а остальное отдал маме. Она сопротивлялась, отказывалась, но Ваня твердо сказал:
– Купи себе самые красивые туфли и самую красивую сумку.
В конце концов, чем его мама хуже Майи Михайловны? Ничем.
А вот комиссионные от квартир, продать которые он умудрился на практике, хранились
