она и прикрыла глаза.
Яр прижался к ней, дышал нежно и оглаживал по спине.
– Всё сделаю, что захочешь. Токмо будь со мной, мати. Правды не утаи.
– Не утаю. Встану по левую от тебя руку, дабы ведуний склонить, ты же возьми вожаков под правую руку. За Счастье твоё костьми лягу, любого, кто поперёк твоего пути встанет, не пожалею.
– Прогони его, – шепнул Яр. Влада с непониманием открыла глаза. Неясно, как он увидел Сивера в логове, ведь сидел ко входу спиной, но муж и правда стоял на пороге, недобро хмурясь на неё и на пасынка.
– Как против уклада пойти, так ты храбр. Как ответ держать перед родом, так за мамку цепляешься? – Сивер перешагнул порог и вошёл в ведунье логово. Яр вскочил и выхватил нож, но Влада перехватила его за запястье. Сивер встал перед Яром. Ростом он был выше и шире в плечах, её сыну с ним не тягаться. – Стаю за черту уволок, племя на войну подбиваешь, вожаку Навьей Стражи дерзишь? Да я тебя поломаю.
– Сподобься! – Яр оскалился в злобе. – Хочешь, в круг с тобой выйду?!
– Токмо ровня с ровней тягается, а вожак Навьих Рёбер вожаку Навьей Стражи – не ровня. Коли бросишь мне вызов на смерть, тогда и сойдёмся.
– Не в круге мне оба нужны! – вскочила Влада. Но Сивер от своего не отступился.
– Тогда в назидание прочим из Навьих Рёбер надо казнить одного. За уклад кто ответит? Пущай Яр выбирает, кого перед родом ему карать за черту.
– Уж скорее я тебя сам порежу! – оскалился Яр. Влада выдохнула. Суда требовали не над ним – над кем-то из его стаи, кто прошлой ночью пролез за ним в Монастырь. И Сивер говорил не из злобы, он вещал от лица вожаков. Среди них, конечно, найдутся такие, кто без должного правосудия взбаламутит охотников.
– Скажи ему имя. Или ты кого изневолил пойти за тобой?
Яр засопел от бессильной злобы. Рука его то и дело сжимала нож – не серебряный заговорённый клинок, а стальной и неловкий.
– Коли надо вам из моей стаи забрать кого, так я вам не подспорье! – выпалил он и ринулся мимо Сивера. Влада проследила за сыном. Недовольство и гордость смешались в душе. Недовольство за то, что дерзит, но гордость за то, что не сгибается перед сильным.
– Свирь, – объявила она вместо сына. – Пусть дикость за стаю ответит, ибо она виновата. По своей дикой сути Яр черту пересёк. Сегодня же Свиря под стражу возьми и лиши его перед племенем жизни. Его смертью наставь непокорных. Пусть знают, на всё в роду воля ведуньи и Первого Волка. Пусть притихнет крамола.
– Может так, но содеянного не воротишь, – не все дурные известия Сивер ещё рассказал. – Гойко смуту сеет в матёрых, каждый день супротив тебя говорит, раз от раза всё больше с ним соглашаются и всё громче хвалят его, не хотят едениться. Наш уклад велит держаться от чужеядных племён в стороне, многие на него уповают. Если не сделать чего наперёд – будет бунт.
– Гойко… – задумалась Влада. Отец Звяги, погибшего в зубах Чёрного Зверя. Гойко лишился недавно половины лица в схватке с Железными Кузнецами. Гойко – вожак стаи Колготы, где скрылось много бывших сторонников Деянова бунта. Но, если убить его, или даже подстроить погибель – это может стать искрой, от которой вспыхнет всё племя. Чужаки не пришли до сих пор, и их иссушающее род ожидание во сто крат хуже самой первой встречи.
– Надо заткнуть пасть крамоле, – решила она. – Боятся в родовом логове чужеядцев увидеть, а своих детей, вест да чернух от людей потерять не боятся?
– Про это не поминают, а вот твоего сына винят. Договор на крови Яр нарушил, презрел уклад. Много злобы и скверны скопилось в матёрых.
– Коли скопилось, тогда сделай так, как скажу… – Влада наклонила голову к Сиверу и заговорщицки зашептала. – Стаи проверь, несогласных собери в одну соньму и сведи их в логово в приграничье, вместе с семьями да чернухами. Окружи их, замкни вход, никого в надземь не выпускай. Пуще гляди, кто с Гойко вместе в крамоле секретничает. Да смотри за Деяновыми дочерями, особливо за Олеськой. Разбей стаю Чертога, наследков смутьянов заключи в перемётную нору, иных оставь в логове. Скажи – для охраны. Удали недовольных от рода. Всё уразумел?
Сивер осторожно подумал.
– Не речами, не делом Олеська себя не посрамила, она роду хороший вожак. Ритка прежде крепко блудила, но ныне себя держит в чести. Охотницы славные и Чертог правят верно. Маслю, они не с крамолой.
– Отец их поганый хотел мою мать умертвить. И дщерям Деяновым я не забуду. Сёстры сильными охотницами взросли, зря им белую нить повязали. Нынче уж су́дьбы им не исправить, – уколола она Сивера зимним взглядом. – Сам просил сделать чего наперёд. Так и делай.
– На кой токмо в перемётную нору недовольных сводить? Они с Гойко быстрей сговорятся и на логово родовое подымутся.
Влада будто не слушала и разглядывала свои руки: чересчур чистые, пахнущие духами и травами – руки ведуньи, но не охотницы, кто недавно вершила лишь свою собственную судьбу с острым ножом заговорённой винтовкой. Но даже для сожалений теперь слишком поздно. Кровавые дни её выбора наступили.
– На кой? – переспросила она. – Хочешь знать, что далее будет. А далее будет страшно и люто, и, коли ты не готовый, так
