следом. Стелла понятия не имела, из-за чего он хотел с ней поговорить, но надеялась закончить с этим разговором как можно скорее. Поэтому она бежала, перепрыгивала едва не через три ступеньки и совсем не заботилась о том, что может напугать кого-нибудь из слуг. У неё была мысль стать волчицей, но, наверное, тогда она точно до смерти запугает кого-нибудь и разочарует Киллиана.
Стелла едва не пробежала мимо нужной двери, но, быстро вернувшись обратно, гордо распахнула двери.
— Если надо прямо-таки секретно, тут точно не услышат, — добавила она, заметив сомнение во взгляде Гилберта.
Он медленно прошёл в комнату и, сложив руки за спиной, осторожно уточнил:
— Это пустые покои? Здесь никто не живёт?
— Нет, это мои.
Гилберт обернулся к ней и едва не снёс тумбочку, мимо которой успел пройти. Лицо у него мгновенно стало красным.
— Что? Ты же хотел поговорить наедине.
— Часто ты приводишь малознакомых людей в свои покои?
— Мы же друзья, — бросила Стелла, захлопнув дверь. Линии сигилов, когда-то начерченных Фортинбрасом, вспыхнули и тут же погасли.
Гилберт поднял брови, но ничего и не сказал. Только стоял на месте, будто боялся сделать один лишний шаг, и смотрел на неё.
— Так что за секретность? — начала Стелла, прислонившись спиной к двери и сложив руки на груди.
Гилберт моргнул, провёл рукой по волосам, зачесав их назад, и шумно выдохнул.
— Насчёт Лабиринта.
— Так, — произнесла Стелла, когда он вдруг замялся.
— Насчёт… того, что мы видели.
— Мы много чего видели, давай точнее.
— Тронный зал, — выпалил Гилберт. — То, что мы видели, было на самом деле?
Стелла ожидала чего угодно, но только не этого.
Дыхание сбилось, а ноги вдруг стали ватными. Она хотела забыть о том, что видела, но никак не могла. Дело было не в ужасе, поселившемся внутри Стеллы, когда она увидела, что творилось в тронном зале ребнезарского дворца во время Вторжения. Дело было в абсолютной беспомощности и бесполезности, которую она ощутила, когда посмотрела на Фортинбраса.
Все эти годы она понятия не имела, через что ему пришлось пройти. Он говорил, что ему пришлось убить Лайне, потому что они перерождались в демонов — и всё. Никаких деталей. Никаких ответов на вопросы. Киллиан тоже молчал. Со временам Стелла смирилась, привыкла, зная, что даже этого было достаточно. Фортинбрас редко говорил о том, что его беспокоило, и сам факт того, что он признался в убийстве Лайне, был огромным шагом с его стороны.
Но Стелла даже не думала, что всё это будет таким пугающим. Столько крови, демонов, запах разорванной плоти, гниющие трупы… Лабиринт показывал это снова и снова, с каждым разом вплетая в иллюзию всё больше безумия и отчаяния.
Стелла чувствовала себя такой бесполезной.
Она медленно съехала на пол, прижала колени к груди и положила подбородок на них. От боли, разрывавшей сердце, хотелось плакать, но Стелла изо всех сил подавляла это желание. Она должна была понять, что всё куда сложнее, чем Фортинбрас говорил. Если речь шла именно о нём, он всегда преуменьшал, ведь не мог иначе, считая, что его проблемы и переживания не стоят внимания.
Стелла опустила голову, не сумев подавить всхлип. «Глупая, глупая, глупая», — без остановки твердила она себе. Ей следовало занять чем-нибудь полезным, предложить свою помощь Киллиану или Пайпер, а не думать о том, что она была слишком глупой, чтобы понять, что убийство рода Лайне отразилось на Фортинбрасе намного тяжелее, чем он показывал.
— Стелла?
— Он сделал то, что должен был, — скорее инертно сказала она. Эти слова были истиной, которую Стелла повторяла много лет, и первыми пришли на ум, когда Гилберт подал голос.
— Не сомневаюсь, — будто нехотя согласился он, — но это правда?
Стелла подняла голову и проследила за тем, как Гилберт медленно опускается слева от неё, вытягивая ноги.
— Лабиринт показывает лишь то, что было на самом деле, да? — тихо уточнил Гилберт, искоса посмотрев на Стеллу.
— Ну, если верить Форту, то да, — шмыгнув носом, пробормотала она.
— Выходит, это не какая-то иллюзия? Вроде той, когда была тьма, а потом…
Гилберт неопределённо махнул рукой рукой, не закончив предложение, но Стелла и без того его поняла. Тьма нападала по велению Хайбаруса, который сам придавал хаосу нужную форму. Лабиринт же читал сальваторов и перестраивался, показывая то, что они не хотели видеть. Стелла бы посчитала, что это одно и то же, если бы ещё в самом начале Фортинбрас не объяснил тонкую разницу, которую не каждую смог бы увидеть.
— Киллиан мне не говорил, — отрешённо продолжил Гилберт.
— Он и нам не говорил, — подхватила Стелла. — Но я думала, что всё было… иначе.
— Как, например?
— Не знаю. Просто… это слишком жестоко. Он же был там совсем один и никак не мог им помочь.
— Не знаю, — повторил Гилберт, прислонившись затылком к стене. — Может, он и мог.
Стелла метнула на него убийственный взгляд, но Гилберт, даже не обратив на неё внимания, так же отстранённо добавил:
— Может, и не мог. Я уже ничего не понимаю и не знаю.
— Зато я точно знаю, что иного выбора не было.
Гилберт громко хмыкнул и покачал головой. Всего на мгновение, но его губы растянулись в улыбке — точно такой же странной и безумной, какую Лабиринт показывал у Фортинбраса в иллюзии. Стелла знала, что это невозможно, что тогда её глаза, вероятнее всего, обманули её, но уже не могла избавиться от этой мысли. С каждым днём она убеждалась, что Гилберт и Фортинбрас слишком похожи, и она просто не понимала, как один может ненавидеть другого.
— Он ещё кого-нибудь убил?
Стелла насупилась, не ожидав такого вопроса.
— В смысле — вообще? Или тогда?
— И вообще, и тогда.
— Тогда — не знаю. А вообще… Да, — чуть тише ответила она. — Но только тех, кого уже нельзя было спасти. Тех, кто угрожал другим и мог убить нас.
— Почему тогда он не тронул Катона?
На долю секунды
