258
Продолжение главы 75
Ты приходишь в себя в комнате с моргающим флуоресцентным освещением, облицованной зеленой плиткой. Одна из медсестер берет твою карту и проверяет некоторые пункты перед тем, как протянуть ее тебе на подпись. Ты смотришь вниз, ожидая увидеть дыру от пули, которая должна быть где-то в районе твоего желудка. Там ничего нет. Только твой передник с эмблемой «Рака-отшельника», не порванный и без единого пятнышка.
У медсестры странные волосы, похожие на сладкую вату, желтые и будто стеклянные, а свет за ее спиной очень яркий. «Я на небесах?» — улыбаясь спрашиваешь ты, потому что, разумеется, это не так, на небесах нет зеленой кафельной плитки. Она велит тебе выйти через маленькую серебристую дверь направо, и внезапно ты снова оказываешься в универмаге. Ты что, была в больничном крыле универмага? А где полицейский, которого застрелили? А парень с пистолетом?
Ты осматриваешься вокруг, и твой желудок сжимается, тебя закручивает и уносит куда-то; кажется, будто ты паришь в воздухе, бесцельно, как воздушный шарик, оторвавшийся от общей связки, ты поднимаешься вверх, к потолку. Ты плывешь вверх, на тебя не действуют ни законы гравитации, ни законы геометрии. Ты не имеешь веса, ты вне пространства, ты проплываешь сквозь бетонные стены, будто они сделаны из тумана. Ты умерла? Нет. Ты жива? Скорее всего нет. Единственное, что способно удержать твое легкое, как перышко, тело, — это потолок универмага (огромное стеклянное окно в форме купола с крестом железных опор посередине) и внешние стены здания из бетонных панелей, которые кажутся тебе холодными, как лед.
Разве не было такой книги или фильма, в которых человек, умерший насильственным путем, навсегда оставался там, где он погиб? Оказывается, в универмаге парят тысячи духов, они залетают в магазины и развлекательные центры и вылетают из них. Тут же все прыгуны и маленькие дети, которые обычно торчат у телефонов-автоматов в северном конце. Духи сидят в кафе и едят гамбургеры вместе с живыми, духи, которые катаются вокруг в женских сумочках и виснут на шляпах пожилых мужчин. Они повсюду: подслушивают разговоры, глазеют на витрины, катаются на аттракционах в развлекательных центрах. Теперь они твоя община, группа молчаливых дрейфующих полуживых. Твои соседи до скончания веков.
259
Продолжение главы 125
Ты говоришь Оливеру, что выйдешь за него, и вы вместе возвращаетесь в Берлин, так что ты даже не повидала отца. Это убивает тебя, у тебя тяжело и тошно на сердце. Это чувство вины жжет тебя изнутри, будто раскаленными углями, оставляя лишь обугленную жесткую корку. После свадьбы становится немного легче. Трудно не взбодриться, когда вокруг постоянно вертятся ребята из цирка, устраивают для тебя вечеринки и поднимают бокалы с шампанским за ваше здоровье. К тому же нужно нанять устроителей и купить платье, позаботиться обо всех этих мелких деталях, и это, по крайней мере на время, отвлекает тебя от мучительного вопроса, который все равно тебя не покидает. Что, если твой отец был прав? Что, если это ты погубила маму?
Ты делаешь из своей свадьбы грандиозное представление, шоу в стиле «только сегодня», на которое люди покупают билеты. Все приглашенные — голые, на них надеты только венки из бумажных цветов и замысловатые шляпы, придуманные Эдом Франком, который делает парики для артистов цирка. Твое платье огненно-алого цвета с оранжевым сделано из птичьих перьев и жемчужин. На Оливере темно-синий бархатный смокинг, а для обмена клятвами вы становитесь в беседку в виде огромной разукрашенной птичьей клетки.
Ты пишешь отцу, но письма возвращаются нераспечатанными. Цирк снова отправляется на гастроли, и Оливер едет вместе с вами. Он бросил свою работу на вокзале и теперь путешествует вместе с цирком, помогая резервировать участие в гуляньях и расплачиваться с городскими властями. Вы гастролируете все лето, проводя в каждом городе по две недели. Париж, Амстердам, Прага, Милан — ты никогда не думала, что повидаешь Европу таким образом, порхая в голом виде по катку из белого воска. Однако ты становишься чем-то вроде культа или легенды. Цирк продает плакаты, футболки и брелоки для ключей с твоим изображением. Проходит время. Странные города, вечеринки на всю ночь и эластичные бинты вокруг лодыжек выстраиваются в чудесный причудливый коллаж. Теперь твой годичный доход описывается шестизначными цифрами, и ты прилежно откладываешь деньги на международный электронный счет.
Потом ни с того ни с сего цирк предлагает купить телевизионная сеть. Они предлагают астрономическую сумму за права на идею, номера, героев и так далее. Они хотят, чтобы ты перестала выступать и гастролировать, а они могли бы создать какое-то крупное телевизионное шоу под названием «Цирковые уродцы». Вы все соглашаетесь на эту сделку. Уж слишком хорошие деньги они сулят, чтобы от них отказываться. Макси говорит, что он всегда может придумать какую-нибудь новую идею, но пока просто покупает тридцатифутовую яхту, на которой собирается плыть в Испанию со своей девятнадцатилетней подружкой.
Оливер предлагает тебе взять передышку и какое-то время ничего не делать. Звучит заманчиво. Вы покупаете небольшой каменный фермерский домик неподалеку от Праги и ничего не делаете, как и собирались. Ты разводишь прелестный огородик и готовишь тщательно продуманные обеды. Вы пьете привозное вино и часами просто сидите в саду, глядя на небо или читая. Время от времени все же появляются репортеры и просят разрешения на интервью с легендарной Цыплячьей дивой, матерью Терезой, исчезнувшей культовой героиней, но ты всегда отказываешься от интервью. У тебя уже были интервью, теперь тебе нужна тишина.
Твой отец сдержал свое слово и так и не простил тебя. У тебя есть двести писем, которые от вернул тебе нераспечатанными, они хранятся в коробке под кроватью. Ты подумывала о возвращении в Штаты, чтобы встретиться с ним лично, но кто сможет выстоять перед лицом такой ненависти? Потом однажды жарким июньским днем ты получаешь письмо от своей тети. Она сообщает, что он умер во сне во время полуденного отдыха: у него было заболевание сердца, которое он не лечил и о котором никто не знал. Через три дня состоятся похороны, но тетя просит тебя не приезжать: «Он дал это понять с предельной ясностью. Его предсмертным желанием было, чтобы ты не приезжала на похороны. Об этом сказано в его завещании. Он всегда был таким упрямым и так любил твою маму. Если бы у него было побольше времени, я знаю, что он усмирил бы свой гнев. Вот только, похоже, в мире никогда не бывает достаточно времени для таких вещей, не правда ли? Мне так жаль. Я тебя люблю».
Она вложила в письмо фотографию твоих родителей и отцовский некролог в газете. Там не сказано, что у него осталась дочь. Там вообще о тебе ничего не говорится. Ты бросаешься к Оливеру, и он утешает тебя. Он дает тебе выплакаться, ты рыдаешь шесть суток, и он не просит тебя успокоиться. Потом однажды наступает день, когда ты больше не плачешь. Вместо этого ты просто берешь тяпку и идешь в огород. Трава сильно разрослась, деревянная ручка в твоей руке такая гладкая.
