К тому времени, когда вы добираетесь до удаленной крошечной рыбацкой деревушки в заливе Катчимак рядом с Гомером, на Аляске, ты устала. Не просто устала, ты измождена. Ночь, и ты не спала уже двое суток. Ты ничего не можешь сказать о деревне или Эддином доме — товарном убежище, кроме того, что там пахнет рыбой.
«На самом деле пахнет чернилами каракатицы», — поясняет он тебе. Эдди — отличный художник-акварелист, а рисует он чернилами, которые добывает из каракатиц, которых ловит в заливе. Его мольберт стоит перед большим окном, вырезанном в стене оранжевого товарного контейнера. (На самом деле это три товарных контейнера, приваренных друг к другу. Оранжевый, голубой и желтый, и все они проржавели на стыках). Контейнеры расставлены в форме буквы «г», в них сделана теплоизоляция, а стены изнутри отделаны кедровыми панелями, из-за чего в доме хорошо пахнет и долго сохраняется тепло. В каждом контейнере действительно есть печка, из-за чего во всех контейнерах, «спальном» (со спальней, гардеробной, большой ванной с джакузи фирмы «Вирпул», двойным душем и парилкой), «кухонном» (с большой «викинговой» печкой, крепкими столами, как для рубки мяса, коллекцией отборных специй и широким ассортиментом висящих на потолке медных сковородок) и «развлекательном» (с широкоэкранным телевизором, бильярдным столом, кожаным диваном и креслом со встроенным массажером) всегда тепло.
Халибут-Коув — это не просто рыбацкая деревушка, это еще и художественная колония. Здесь живут художники, скульпторы и резчики по металлу, влюбленные в окружающие пейзажи и странную общину, которую им удалось создать. Ближайший бар находится на другом берегу залива, в Гомере, поэтому люди либо гуляют по деревне из дома в дом, либо загружают лодки-плоскодонки и пересекают залив, а потом часто слишком напиваются, чтобы возвращаться домой, и спят на пляже.
Ты сообщаешь родителям о своем местонахождении, и они немедленно приезжают повидать тебя (ты полагаешь, что твой отец хочет как следует присмотреться к «дедушке Эдди», с которым ты теперь спишь). Эдди хорош не только в рыбалке, но и в «траке». Сексом он занимается, как дикое животное. Визит твоих родителей проходит относительно нормально, Эдди готовит свое знаменитое рагу из утки с картофелем и клюквенным соусом, а дружелюбно настроенный лось тут же принимается обнюхивать багаж твоих родителей, оставленный на пороге. Даже то, что Эдди ругается, не кажется таким уж ужасным, с каждым стаканом виски он нравится твоему отцу все больше и больше.
Ты работаешь в Гомере в свечной лавке на главной улице. Гомер — это что-то вроде туристического города, или по крайней мере задумывался как нечто подобное, только там недостаточно симпатичных маленьких гостиниц и магазинчиков со всякой ерундой, но все равно в нем бывает достаточно автостопщиков и охотников, чтобы бары были заполнены, а сам город продолжал жить. Особенно летом. Каждый день ты осознаешь, насколько тебе повезло, что ты села тогда на поезд в Милане. А что, если бы ты села на предыдущий поезд? Или на следующий? Ты бы никогда не повстречала Эдди. Тебе так повезло. Когда ты думаешь об этом, у тебя мурашки по коже. Один год перетекает в другой, одно десятилетие в другое. Жизнь в Халибут-Коув абсолютно странная, уникальная и ни с чем не сравнимая. В брачный сезон из воды выпрыгивают касатки, чернобелые создания размером со школьный автобус, появляющиеся будто ниоткуда, восхищая и будоража воображение всех жителей острова. Дети бегают по всему острову совершенно свободно, строят крепости, каменные стены, разводят костры, строят дома на деревьях и ловят рыбу (ты бы хотела детей, но Эдди «бесплоден, чтоб меня подняло и подбросило»). Трудности на острове тоже бывают, например, зимой тяжело с деньгами.
Лила Дони, прелестная старушка, которая жила дальше по дороге, замерзла насмерть в своем кресле-качалке, потому что три месяца не платила за электричество, и вместо того, чтобы попросить о помощи, просто сидела в своем кресле и смотрела в окно на лед, пока ее не стало. Еще там слишком много холостых мужчин. Одна женщина на семерых мужчин. Говорят, что странности — это хорошо, а когда все хорошо, это тоже странно. Из-за того, что у них накапливается слишком много спермы, драки и ссоры в городе могут начаться на пустом месте, и ты, когда парни напиваются в баре, стараешься держаться поближе к Эдди, даже самые милые из ребят могут слететь с катушек.
Для вас с Эдди жизнь продолжается. Зима, лето, весна и осень — у каждого времени года свое неповторимое очарование. Бог хвастается здесь тем, на что он способен. Забавно, что ни в Гомере, ни в Халибут-Коув никто не ходит в церковь, но все верят в Бога. Трудно в него не верить, когда живешь среди такой красоты.
Вы погибаете во время чартерного рейса… Ваш друг только что восстановил винтажный самолет с плетеными сиденьями и отделанной деревом приборной доской и пригласил вас с Эдди на первый пробный полет. Тебе шестьдесят восемь, а Эдди семьдесят два. Вы держитесь за руки, когда в двигателе раздается треск, а бензобаки вспыхивают. Самолет падает вниз, носом вперед, в ледяные воды замерзшего океана. Твои легкие наполняются кислородом, все кажется голубым и слившимся воедино: голубая вода, голубое небо, голубые глаза — все сплетается в единую нить, которой нужно было бы шить дальше, вот только времени вряд ли хватит на то, чтобы добраться до ее конца. Вы тонете.
257
Продолжение главы 74
Ты хочешь поцеловать его. Ты касаешься лица Тору, его шрамы на свету — бугристые и голубые. У него перехватывает дыхание. Он обнимает тебя, и ты будто погружаешься в теплоту. Он целует тебя, и в тебе будто открывается вся твоя жажда жизни, все лежащие перед тобой дороги, вся музыка, которая еще не прозвучала до конца. Вот оно. Вот что значит влюбляться.
Когда он кладет тебя на свою постель, он снимает с тебя одежду предмет за предметом, медленно, с усилием. Он делает это не только своей здоровой рукой, широкой и гладкой, но и больной, которая царапает твои соски, как клюв синешейки, отчего они делаются упругими и твердыми, набухают и затвердевают. Ты пытаешься удержаться, но не можешь перестать думать: «Я трахаюсь с инвалидом, я трахаюсь с инвалидом, я трахаюсь с инвалидом…» Он целует тебя в лоб, укачивает тебя в колыбели своих объятий и снова и снова повторяет: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»
Хотела бы ты сказать, что любить инвалида легко, но это не так. Ты пытаешься спрятать его от остального мира, не показывать его. Ты не любишь никуда выходить с ним, потому что только снаружи ты замечаешь его расплывшееся лицо и скрюченную руку. Ты живешь с ним в течение трех лет, пока остаешься в Японии, работая над своей первой персональной выставкой. Она проходит в модной галерее под названием «Амоко», что в Америке является названием компании, производящей бензин, а с японского переводится как «сучка» (впрочем, оба значения ей подходят.) Эта галерея специализируется на показах работ начинающих художниц, а публика, которая собирается на твою выставку, будто заряжена электричеством, энергией, словно надежда в движении.
Тебе предлагают место штатного художника в Уокеровском художественном центре в Миннеаполисе. Это может стать твоим дебютом на американской художественной сцене. Ты скучаешь по своим друзьям и родным, но по ущербному Тору ты тоже будешь скучать.
