в Тереньюр допросить местных и выяснить, не видел ли кто из них машину, которую использовали во время ограбления, однако за час-другой меня никто не хватился бы. Сам не знаю, зачем я поехал. Я вовсе не собирался устраивать слезливую сцену прощания, меня вдруг просто потянуло еще раз взглянуть на это место.
Там царил хаос. Этого я ожидал, вот только масштабов представить не мог. Бездумный рев техники я услышал задолго до того, как заехал на холм. Местность совершенно изменилась – повсюду, словно муравьи, копошились рабочие в светоотражающих жилетках и, перекрикивая шум, отдавали друг другу пересыпанные бранными словечками указания, огромные грязные бульдозеры ворочали гигантские комья земли и с неуклюжей осторожностью объезжали выкопанные остатки стены.
Я притормозил на обочине и вышел из машины. На парковке (она пока оставалась нетронутой, и с каштана снова осыпались колючие плоды) топталась кучка унылых активистов с рукописными плакатами: “Спасите наше наследие”, “История не продается” – на тот случай, если здесь вновь появятся журналисты. Вдали росли груды развороченной земли, они казались больше, чем когда-то находившаяся здесь территория раскопок, и вскоре я понял причину: последняя полоска леса почти исчезла. Бледные, ободранные стволы валялись на земле, вытянув к серому небу оголенные корни. Возле оставшихся деревьев зудела циркулярная пила.
Воспоминания ударили мне в солнечное сплетение с такой силой, что я задохнулся. Вот я карабкаюсь по стене замка, а где-то внизу журчит река, надо мной кроссовка Питера ищет опору, в трепещущей листве развеваются светлые волосы Джейми. Все мое тело помнило знакомое прикосновение камней к ладони, напряжение в ногах, рывок вперед, в вихрь зеленого, бушующего света. Я привык считать лес несокрушимым и грозным врагом, который властвует над самыми потаенными уголками моего разума, и напрочь забыл, что когда-то он служил для нас местом игр и любимым пристанищем, и лишь теперь, наблюдая, как его рубят, я понял, насколько красивым он был когда-то.
У края стройплощадки, поблизости от дороги, один из рабочих вытащил из-под жилетки смятую пачку сигарет и принялся хлопать по карманам в поисках зажигалки. Я достал свою и подошел к нему.
– Вот спасибо, сынок, – промычал он, не доставая изо рта сигарету и прикрыв ладонью огонек зажигалки. Ему было за пятьдесят, щуплый и жилистый, физиономия похожа на морду терьера, дружелюбно-флегматичная, кустистые брови и густые, чуть подкрученные вверх усы.
– Как тут у вас? – спросил я.
Рабочий пожал плечами, затянулся и вернул мне зажигалку.
– Да все путем. Я и хуже видал. Только вот повсюду эти каменюки проклятущие.
– Они, наверное, от замка остались. Тут археологические раскопки проводились.
– Мне можешь не рассказывать. – Он усмехнулся и показал на активистов.
Я улыбнулся.
– Ничего интересного вы тут не находили?
Он впился глазами в мое лицо, и я понял, что он пытается определить, кто же перед ним – активист, археолог, правительственная ищейка?
– Это чего, например?
– Не знаю, какие-нибудь штуки археологические. Кости животных. Или человеческие.
Он нахмурился:
– Ты чего, коп?
– Нет. – Я покачал головой. Воздух, влажный и тяжелый, пах землей и дождем. – В восьмидесятых тут без вести пропали двое моих друзей.
Он задумчиво, будто бы не удивившись, кивнул:
– Помню такое, да. Двое детишек. А ты третий, которого нашли, да?
– Да, – подтвердил я. – Это я.
Он лениво затянулся и с доброжелательным любопытством взглянул на меня:
– Жаль, что так вышло.
– Это уже давно было, – сказал я.
Он снова кивнул.
– Про кости я ничего не слыхал. Вроде не находили. Заячьи разве что и лисьи, а крупнее – ничего. Нашли б – вызвали бы копов.
– Знаю, – сказал я. – На всякий случай спросить решил.
Он молча оглядел окрестности.
– Тут один из наших недавно вот чего накопал, – рабочий порылся в карманах и вытащил из-под жилетки какой-то предмет, – как по-вашему, это чего за штуковина?
Он передал предмет мне. Продолговатый, плоский и узкий, длиной с мой большой палец, он был из гладкого металла, потемневшего от времени. С одной стороны зазубрины, но слегка обломанные. Его явно пытались отчистить, однако на поверхности до сих пор остались твердые вкрапления земли.
– Не знаю, – ответил я, – похоже на наконечник стрелы или на подвеску.
– Нашел прямо под ногами, во время перерыва, – сказал рабочий. – А мне отдал, потому что у моей дочки малец прямо с ума сходит по всяким раскопкам.
Находка, оказавшаяся тяжелее, чем с виду, холодила мне руку. С одной ее стороны тоненькие, полустертые насечки формировали рисунок. Я повернул ее к свету и, всмотревшись в линии, разобрал схематичное изображение человечка с ветвистыми оленьими рогами.
– Хотите, себе оставьте, – предложил мой собеседник, – малец все равно ее пока не видал, не расстроится.
Я стиснул предмет в кулаке, чувствуя, как пульсирует в руке кровь. Наверное, такой вещи место в музее. Марк бы нам шею свернул за нее.
– Нет, – отказался я. – Спасибо. Лучше внуку отдайте.
Шевельнув бровями, он покачал головой. Я вернул ему находку.
– Спасибо, что показали.
– Да было б за что. – Он убрал предмет в карман. – Удачи вам.
– И вам.
Закапал дождь, мелкий, моросящий. Рабочий выкинул окурок в автомобильную колею и направился на стройплощадку, подняв воротник куртки. Я курил и наблюдал за работой. От металлического предмета на ладони остались красные отметины. Двое детей лет восьми-девяти свесились с огораживающей поселок стены. Рабочие принялись махать им руками и кричать, пока дети не скрылись за стеной, но спустя минуту-другую эта парочка вернулась. Демонстранты раскрыли зонтики и стали передавать друг другу бутерброды. Я долго там простоял, а потом в кармане у меня настырно зажужжал мобильник, дождь полил сильнее, и тогда я выбросил сигарету, застегнул пальто и зашагал обратно к машине.
От автора
Описывая работу ирландской полиции, я допустила некоторые вольности. Вот наиболее очевидный пример: в Ирландии не существует отдела по расследованию убийств, в 1997 году различные отделы были объединены в Национальное управление уголовного розыска. Его функция – оказывать поддержку региональным отделениям полиции в расследовании серьезных преступлений, в том числе и убийств. Однако мне в этом повествовании отдел по расследованию убийств очень пригодился. Отдельную благодарность я выражаю Дэвиду Уолшу за его ответы на мои бесчисленные вопросы о работе полиции. Во всех допущенных неточностях виновата я, а никак не он.
Примечания
1
Тони Кушнер – американский драматург и сценарист, лауреат Пулитцеровской премии. – Здесь и далее примеч. перев.
2
Амелия Эрхарт (1897–1937) – первая женщина-пилот, перелетевшая Атлантику.
3
Кенни
