верю. Как это великий и могучий Князь Утёса так давно лишён был сил? Да и не позволят Боги забрать столь много!
– Но это так.
– И скольким же пришлось пожертвовать? Они ведь никогда не играют равноценно, а тут…
Между ними вклинился Златодан, Князь (), казалось до того скучающий, а на деле успевший как-то выхватить суть:
– Неужели потому ваш старый князь так скоропостижно усох и изнемог? А я-то, значится, прав был! Подстроил ты всё!
– Отец мой умер, жена с ума сошла, а старшему из сыновей суждено оставить дар и последовать за Богами. Конечно же, мною всё подстроено. Надо было спросить совета у твоей семейки, как быстро вырезать полрода неугодных. Вам-то не привыкать. Отлично ведь получилось, никто и слова не выказал против.
– Да как смеешь!..
– Златодан, хватит, – Белый Князь выглядел так, словно и ему стало противно от пустых угроз. – «», конечно, не сравним с «(конецсвета)», но не зря отнесен к запретным. Он отнимает у ворожея всё дорогое, но никогда не жизнь. В этом и суть: в страдании. И ты просишь у нас пощадить её?
– Я прошу даровать ей достойную смерть. Стоит ли напоминать, что она всё ещё Княжна и дочь Рода ()?
Наступило молчание, в котором тятя сражался со взглядами полными недовольства. Небо затягивалось тучами. Балий осмотрелся ещё раз и высказал итог:
– Ежели решено и никто не хочет вмешаться, мы свершим приговор здесь и сейчас…
– А с мальчишкой что? – опять перебил Златодан.
Мороз боязливо покосился на волхва, но рядом с тятей мог только прикусить язык и прямить спину, не выказывая истинных страхов и горестей. Чем ниже подбиралось солнце к земле, тем сильнее искажались люди. Опасные и безумные, в каждом из них таилась тьма. Её не увидеть днём, но с приближением ночи просыпались звери.
– Он дарован Богам и давно уже не жилец, – высказался Белый Князь. – Ежели ворожея умрёт, кто знает: может, и утянет за собою, а может, придумает чего пострашнее. По мне проще отпустить обоих.
– Это ведь просто ребёнок, – впервые подала голос Светослава. – Не перекладывай на него деяния матери. И свою ненависть.
Княжна () быстро понравилась Морозу не только очевидно южными чертами, но и этой беспричинной добротой. Юг должен стоять друг за друга. Тятя ответил ей кратким кивком, соглашаясь.
– Ты, должно быть, не понимаешь, – а вот Белый Князь быстро растерял спокойствие. – Давняя вражда наша здесь не причём. Рано или поздно этот мальчишка станет угрозой ничуть не меньшей. Разве не видно вам, как дух его слаб, как распадается и слоится уже? Он ближе к грани, чем любой из тех нечистых. Ежели и хотите сохранить цельным и незапятнанным, сейчас-то нельзя сомневаться.
– Сын мой не для того здесь, чтобы его в чём-то винили. Помня, как ты обошёлся с Драголюбом, не ошибаешься ли опять? Веры тебе больше нет.
– Я не врал! Я видел своими глазами над ним мрак и холод. Не было у него души! Ежели сражался и двигался, не значит, что жив, не значит, что под защитой Богов!
– Просто признай. Ты стал жалок. Не мог смотреть на молодого и здорового, когда сам хуже нечистого.
Белый князь весь резко подтянулся, отталкивая чужие руки, до того крепко и неустанно поддерживающие его. Бледное лицо, усыпанное шрамами и веснушками, покраснело как в лихорадке. Глаза в отсвете костра превратились в само пламя.
– Не тебе говорить о моём виде и моей правде. Ежели Балий решит разжалобиться и позволит мне всё-таки отомстить, поверь, я выберу иной способ. В чём прок мне от семьи твоей, рода али сыновей? Ненависть я питаю лишь к двоим: тебе и ней, – затем опять обратился ко всем. – Разве я хоть раз нарушил установленный порядок? Разве не по моей воле здесь собрались? Так посмотрите правде в глаза. Избавиться от мальчишки лучше сейчас, чем когда вздумает мир изничтожить. Не хотите же дать Княжне второй шанс? Или вы надеетесь света белого больше никогда не увидеть?
Но его речь не вызвала воодушевления. Никто не хотел усугублять и без того нерадостное событие, потому решили повременить с расправой над Морозом. Для них он не казался кем-то важным, представляющим такую же угрозу как мать. Простой мальчишка, бедный ребёнок, угодивший под влияние нерадивых родителей. Один лишь Белый Князь считал иначе и продолжал хмуро буровить Мороза взглядом. Он не растерялся и посмотрел в ответ не менее зло и упрямо, пока тятя не заметил и не завёл себе за спину, что-то бубня под нос.
– Коли всё решено, позвольте огласить, – в который раз взялся Балий, всматриваясь в лица. – Морена (отч) за прегрешения свои должна принять смерть, которая позволит ей искупить причинённые страдания и воссоединиться с Богами цельно и правильно. Для того избран будет самый лёгкий путь, отнимающий разом и тело, и душу – сожжение.
Сподручные волхва принялись разводить костёр, куда больший и жаркий, чем те, у которых принято греться. Родогор вызвался помочь и в одиночку закопал в землю широкий столб. Под низ ложились сено и хворост. Над горной вершиной повисло молчание, разбиваемое лишь редким свистом ветра да руганью мужиков.
– Готово, – сказал один, когда оставалось только поднести огня.
– Будет ли дано последнее слово? – вопросил Балий.
Мама ничего не ответила, не подняла головы даже, пока двое подхватили под руки и волочили по земле к месту казни. Мороз не мог смотреть на это. Не мог, как тятя быть равнодушным и помнить о Роде и законах. Не мог предать.
Он должен защитить.
Потому как бы тятя ни сжимал крепко, ни хватал за плечи, Мороз в слепой ярости смог вырваться и подбежать к матери, прижаться к тёплой груди.
– Мама, мама, – шептал он бездумно.
Но та не отвечала ему. Её руки болтались безвольно и не гладили по голове, привычно и легко. Её глаза не смотрели с любовью и нежностью. Её губы не улыбались, синие и иссохшие.
Мороз отпрянул, поднимая голову вверх и заглядывая в лицо.
Он не узнавал её. Тонкое и исхудавшее тело дрожало на ветру, но это было просто тело, в нём не было души. Не было его мамы.
Ничего не было.
– Так будет лучше, – голос тяти раздался будто издалека, – для неё же самой.
Мороз нашёл себя в десятке шагов от круга, вновь прижатый твёрдой тятиной рукой ближе, обездвиженный и покладистый. Мысли лихорадочно кружили, не разобрать и не собрать вместе. Всё ведь должно было стать по-другому! Не этого обещала ему мама! Не говорила она, что оставит навсегда, что выберет Полунощь, а не Чёрный Утёс, не их дом.
Нет, ложь, это ложь!
Но что ежели?..
– Что же ты, сынок, в сомненья впал? Я рядом…
Мороз вскинулся и посмотрел неверующе на заходящееся пламя. Вот только почерневшая фигура так и
