ремесленные люди, всякие мастера, служившие у церкви, находились под покровительством митрополита и, как церковные люди, были освобождены от всяких даней и от работ на Татар, которым воспрещалось даже брать у мастеров и орудия их мастерства. Такие льготы, конечно, привлекали к митрополичьему двору значительное население всяких ремесленных людей.
Летописцы, почти ни слова не говорившие о деревянных постройках на митрополичьем дворе, потому именно, что они были деревянные, самые обычные, о чем не стоило и упоминать, начинают мало-помалу сообщать сведения об этом дворе только в тех случаях, когда стали появляться, как редкость, постройки каменные.
В Москве первое начало таким постройкам было положено митрополитом Ионою, заложившим в 1450 г. на своем дворе перед дверьми собора палату каменную, о которой мы уже говорили. Хотя эта палата и не наименована Крестовою, но по устройству в ней на другой же год Ризположенской церкви можно с достоверностью полагать, что она сооружалась именно для соборной Крестовой и послужила первым основанием для того здания, которое и впоследствии было известно под именем Крестовой и переименовано в 1721 г. в Синодальную (ныне Мироварную).
Можно также предполагать, что мысль о постройке каменной палаты на своем дворе была усвоена митр. Ионою у архиепископа Новгородского Евфиния, прославившегося в то время (в 1430–1458 гг.) многими каменными постройками на своем владычном дворе.
Надо припомнить, что со времени Татарской неволи нигде на Руси духовные владыки не пользовались таким богатым достатком, как в Великом Новгороде.
После опустошительного пожара на владычном дворе в 1432 г. Евфимий на другой же год, в 1433 г, соорудил у себя на дворе палату, а дверей у ней 30, заметил летописец; делали мастера Немецкие из Заморские с Новгородскими мастерами. В 1434 г. он украсил палату стенописью; в 1436 г. над палатою устроил часозвоню, часы звонящие; в 1439 г. доставил ключницу хлебную; в 1440 г. поставил комнату меньшую; в 1441 г. подписал палату большую и сени прежние; в 1442 г. поставил поварни и комнату; в 1444 г. поставил духовницу на своем дворе и сторожню – все каменные; в 1449 г. поставил еще часозвоню.
В те самые годы, когда богатство Новгородского владыки давало ему обширные средства сооружать на своем дворе многие каменные палаты и разные здания, даже палату с тридцатью дверьми, в Москве происходила несчастная междоусобная Шемякина смута, во время которой вел. князь попал даже в плен к Татарам и должен был выкупиться из плена, как говорили, за огромную сумму в 200 тысяч рублей, при чем в то самое время, в 1446 г., и Москва (Кремль) вся погорела. Среди таких обстоятельств Московский митрополит хотя и был владыкою всея Руси, но был несравненно беднее Новгородского владыки и потому едва мог построить себе лишь одну, самую необходимую, каменную палату.
Только спустя почти четверть века каменное строительство на Московском митрополичьем дворе мало-помалу стало утверждаться новыми постройками.
В 1473 г., после пожара, опустошившего значительную часть Кремля, именно вокруг митрополичьего двора, который также весь погорел, митр. Геронтий, возобновляя свой двор, поставил новую уже кирпичную палату и нарядил, как выражается летописец, у двора ворота, кладеные также ожиганым кирпичом. До того времени Московские постройки были только белокаменные. Кирпичная палата строилась целый год и была сооружена на четырех подклетах белокаменных. 13 ноября 1474 г. митрополит и вошел в нее на житье. Выражение о постройке ворот – нарядил – должно обозначать их красивое, нарядное устройство. Ворота в древнем строительстве всегда составляли самостоятельную постройку и потому заботливо украшались. Построенные митрополитом ворота, впоследствии именовавшаяся Святыми, были поставлены против северо-западного угла Успенского собора с выездом к собору. Возле них высилась и новая кирпичная палата, известная в XVII ст. под именем старой Столовой. По всему вероятию, об этой Столовой упоминается по случаю поставления митр. Иоасафа в 1539 г., когда после церковного действа власти удалились из собора на митрополичий двор в Столовую палату в ожидании новопоставленного, который, пришедши от государя, в этой палате давал им торжественный стол. По обычаю, власти встречали его на дворе у лестницы, следовательно крыльцо хором с лестницею в то время находилось внутри двора, как и при первом патриархе Иове, о чем скажем в своем месте.
По-видимому, митр. Геронтий, кроме новой постройки, обновил и палату митр. Ионы, перенеся находившуюся в ней церковь Ризположения в новый особо для того выстроенный храм, заложенный им в 1484 г.
В июле 16 числа 1493 года, в страшнейший пожар митрополичий двор снова весь погорел, и потому митр. Зосима задумал уже и кельи себе выстроить каменные. В тот же год он поставил на своем дворе три кельи каменные с подклетами. Эти три кельи, т. е. три комнаты в одной связи, по всему вероятию, были выстроены по старозаветному образцу деревянных келий, о чем говорено выше, и обнаруживали вообще скромные размеры собственного помещения в быту митрополитов, которое оставалось в таком объеме даже у патриархов.
В XVI ст., когда каменные постройки стали делом обыкновенным, летописцы перестают упоминать о них, как о редких важных событиях в городском обиходе, а потому наши сведения о дальнейшем распространении таких сооружений во дворе святителей очень скудны и пополняются только косвенными свидетельствами.
Несколько сведений о митрополичьем дворе в половине XVI ст. при митр. Макарии получаем из Посольских книг, где описываются приемы у митрополита Литовских посланников.
В 1552 г. в Москву прибыл посланник от Польской Рады, Яков Гайко, и по царскому веленью 11 декабря был у митрополита. Приехал он на площадь (соборную) и ссел с лошади против Пречистые (Успенского собора) у Грановитой палаты, отсюда шел на митрополичий двор в малые ворота, между Пречистые и ц. Ризположения. Эти ворота и в XVII ст. прозывались Ризположенскими.
Когда посланник вошел на митрополичий двор, то на нижнем крыльце у сеней его встретили в качестве митрополичьих придворных государевы дворяне. В то время митрополит сидел у себя в Малой Палате. Налево от него, отодвинувшись места на два, сидели бояре кн. Иван Мих. Шуйский да Данила Романович (Юрьев). А от бояр, пропустя места с два, сидел дьяк Иван Михайлов (Висковатый) и далее от него дети боярские многие. А направе у митрополита сидели три владыки – Суздальский, Коломенский, Крутицкий; а от них сидели архимандриты и игумены до коника, а на коники (т. е. на конце лавок) сидели митрополичьи бояре.
Отправив обычные порядки посольства, посланник был приглашен митрополитом к обиду, которого дожидаться ему назначено было на другой смежной площади, за Иваном Святым, в Разбойной Избе, т. е. в присутственной комнате Разбойного приказа.
Столованье происходило в митрополичьей (столовой) Избе, где посланник был посажен в кривом столе. В большом столе сидели бояре, отодвинувшись от митрополита места на два;
