ему пощечину.
— Замолчи!
Корабль тряхнуло сильнее обычного. 2,8 %.
— Извини меня, — спокойно сказал Неман.
Он размахнулся и ладонью со всей силы ударил Таркелью в скулу, вырубив ее. Неман успел подхватить ее оседающее тело, чувствуя, как он сам содрогается от озноба и слез, непроизвольно текущих по его лицу.
Она была так мила, так нежна, лежа на его руках. Ему не хотелось отпускать ее, но серена, что завыла минуту назад, мешала ему сосредоточится на лице девушки. Неман хотел запомнить ее навсегда. На очень короткое навсегда.
Собравшись с мыслями, он оттащил ее в единственную спасательную капсулу, как следует зафиксировав тело в ремнях. Затем он надел на нее шлем, и сунул под бок дурацкую пирамиду. Взглянув на нее в последний раз, контрабандист вдруг увидел в ней все то, чем он жил. Он прощался сейчас со всем ради нее и ради шанса для человечества. Не в силах больше вынести это немое прощание, Неман коснулся своей рукой руки девушки и закрыл капсулу.
Гибискус все так же покачивался на панели, чуть съехав по ней в сторону. Неман поправил его и принял управление на себя. В его голове уже все было спланировано, а он поймал тот самый момент, когда убедил себя, что готов к пути, выбранному им несколько минут назад.
Его душа опустошилась. Глаза горели так, будто он не спал уже пару дней, и незваные редкие слезы, которые он и так не любил, появлялись в уголках глаз, стекая по лицу вниз, щекотя собой переносицу. Неман уклонялся от выстрелов «Провидения» на автомате. Руки крепко держались за штурвал. Приняв решение, он как будто бы отпустил свою душу в самостоятельный полет. Никакой дрожи в руках больше он не чувствовал. И голова освободилась от лишних мыслей. Теперь он думал только над тем, что надо уйти от планеты подальше, чтобы капсула с Таркельей осталась в безопасности. Чтобы она осталась в безопасности. Подумав о девушке, он вдруг ощутил жжение на своей щеке и улыбнулся. Неман точно предпочел бы пощечине поцелуй на прощание, но в тех обстоятельствах, в которых они оказались, реакция Таркельи все равно отозвалась внутри него теплом.
— Щит работает на 2,8 %. Движок с вероятностью в 79 % откажет в течение последующих четырех минут.
— А нам много и не надо, — ответил Неман, подумав о том, что его собственный голос не был похож на его голос. Или во всем были виноваты заложенные уши?
— Ведь не надо, приятель? — спросил контрабандист свой гибискус, стоящий на приборной панели.
Тот качнулся, соглашаясь со старым другом.
— Прости меня. Мы так и погибнем бродягами, лишь мимолетно видевшими свой дом и всего лишь кончиками пальцев и листьев, дотронувшимися до своей мечты. Земля не увидит нас больше.
Зеленый гибискус с его мощными бутонами зашевелился в танце, преисполненном гордостью и печалью одновременно.
— Спасибо тебе.
Контрабандист взглянул на свои часы. Они лгали о том, что его жизнь продолжится еще десяток часов. Переведя взгляд на радар, и убедившись, что они отлетели достаточно далеко, Неман кивнул сам себе головой.
— Васко, спасибо за службу. Это было честью для меня. А теперь, приготовься к прыжку к ближайшей звезде! Точка выхода на десять тысяч километров ближе обычного.
— Мы не собираемся возвращаться?
— Нет.
— В таком случае, прощайте, капитан. Эти полеты были честью и для меня.
В этот последний раз его голос вдруг приобрел доселе неизвестные Неману нотки человечности. Но он только коснулся этой мысли. Весь его мозг лихорадочно работал, заставляя тело повиноваться, чтобы совершить то, что было поздно изменить.
Корабль вышел на прямую, и впереди замаячила разноцветная точка, возрастающая в размерах. Несколько секунд по ним не стреляли. Но этих секунд было достаточно, чтобы выиграть гонку.
«Я не вижу всей своей жизни перед глазами», — подумал Неман. «Это нормально?»
Корабль тряхнуло. 0,3 %. Но до прыжка оставалось чуть больше двух секунд. В этот момент корпус еще раз сотрясся. Капсула вылетела.
Неман растекся на кресле и видел перед собой поглотивший его корабль, а затем и корабль Седаи, разноцветный тоннель. Контрабандист знал, что лететь в нем надо будет еще четыре секунды. А потом…
— Васко, отключи затемнение иллюминатора. Гибискусу не хватает света!
Этот крик оборвался в тот момент, когда «Путник» вылетел из тоннеля прямо в радиационное и огненное пекло ближайшей к порталу звезды. Щиты мгновенно сгорели, а затем и сам корабль обратился в космическую пыль. Неман не закрывал глаз до самого конца. Последнее, что он видел, были почему-то гибискус на приборной панели, зелено-голубая Земля под носом корабля и яркое Солнце, восходившее из-за родной планеты.
Эпилог
Капсула свободно дрейфовала в нескольких тысячах километров от металлической планеты. Система жизнеобеспечения работала исправно, только параметры климат-контроля были выставлены кое-как, от чего в капсуле стало довольно прохладно.
Но Таркелья, одетая в скафандр, очнулась не от этого. Ей снился сон, в котором она осталась одна в темной комнате без окон, не способная обнаружить из нее выхода. Открыв свои глаза, она несколько секунд с непониманием осматривалась, наконец задержавшись взглядом на усеянном звездами небольшом прямоугольнике, покрытом по краям инеем. Звезды перемещались с одного края этого прямоугольника на другой. Эта картина умиротворяла, но когда девушка захотела протереть стекло от наледи, то обнаружила, что ее руки с трудом можно было двигать — при попытках поднять их они касались стенок довольно небольшого по своим размерам пространства. Ноги тоже не могли перемещаться — они были прикреплены к одной из стенок. Девушкой овладела паника. Она стала пытаться высвободиться, но ей этого не удавалось. Извиваясь змеей, она осознала, что ее тело скованно ремнями.
А между тем в маленький иллюминатор вдруг попала странная изогнутая конструкция. Она казалась частью очень большого колеса. Таркелья на секунду успокоилась, зачарованно смотря на появившееся в ее поле зрения конструкцию. Она что-то напоминала девушке. Та никак не могла понять, что же именно, пока не догадалась, что ей пытаются напомнить о боли, не утихающей на левой щеке. Осознав, что же она ощущает, Таркелья начала плакать. Слезы рождались по одной, отрываясь от век и медленно поднимаясь вверх. Кое-какие из них оставались в глазах и неприятно щипали. И Таркелья плакала не от той боли, что пульсировала на лице. Она вспомнила, почему оказалась здесь, и что это значило. Боль переместилась теперь в ее душу.
— Нет! — кричала девушка. — Нет! Как ты мог!
Она не могла контролировать свои эмоции. Да и не хотела. Летя в спасательной капсуле, Таркелья билась
