— Я никогда вас не прощу. Я возвращаю этот дом себе. Прикажите забрать свои вещи из этой комнаты. Сейчас же! В противном случае я прикажу их вынести, и не аккуратно, а как придется. На будущее: слуги отчитываются передо мной, а не перед вами. Понятно?
Возмущенная, Дарла встала. На ее лице появилось презрительное выражение.
— Посмотрим, что скажет по этому поводу Вернон.
— Вернон не имеет права голоса, когда дело касается этого дома. Этот дом принадлежит мне, и все решения, связанные с этим домом, принимаю я и только я. Если вам это не нравится, вы и ваша семья вправе уехать отсюда.
— Вы не посмеете сделать такое с вашим внуком и его детьми, — промолвила ошеломленная Дарла.
Джессика с умышленной неторопливостью поднялась на ноги и встала напротив нее. Янтарные глаза молодой женщины будто окатили ее ледяной водой.
— Вы не посмеете заставить меня это сделать, но, если все же у вас хватит наглости, Дарла, я, не колеблясь, исполню то, что вам пообещала. И не думайте, что вам удастся настроить Вернона и моих правнуков против меня и Томаса. Вернон такого не потерпит. Вы узнаете о характере своего мужа кое-что неприятное для вас, а он поймет, кем на самом деле являетесь вы. Я понятно все объясняю?
Дарла отшатнулась от пронзительного взгляда старухи. Рукой она схватилась за горло.
— Предельно понятно.
— Вот и хорошо, — констатировала Джессика.
— Примите, пожалуйста, миссис Толивер, — произнес представитель издательского дома Хокса из Хьюстона, вручая женщине книгу.
Обложка была обтянута кожей вишневого цвета. Название книги украшали тисненные золотом листья.
— Первый экземпляр. Только что из-под печатного станка. Правда, красиво?
— Да, красиво, — согласилась Джессика.
Женщина пролистала книгу, на страницах которой содержались сведения, почерпнутые ею из почти сотни тетрадей, которые она прочла и отредактировала перед публикацией.
— Очень красивое издание, а главное, вовремя. Как раз поспели к Рождеству! Вы сможете доставить оставшиеся экземпляры ко мне домой в Хоубаткер?
— С превеликим удовольствием, миссис Толивер. Мы тут, в доме Хокса, очень горды тем, что нам доверили публикацию этой книги. Я сам коренной техасец и хочу выразить вам благодарность за то время, которое вы потратили, чтобы оставить потомкам столь бесценное описание прошлого нашего штата.
— Надеюсь, что члены семей-основателей города разделят ваш энтузиазм, — сказала Джессика. — «Розы» — мой им рождественский подарок.
Забрав авторский экземпляр, Джессика пожелала мужчине всего хорошего и вышла из душного помещения на улицу. Задумка оправдала себя, даже более того. Качество издания и внимание к каждой мелочи доказали, что она правильно выбрала издательство. Эти люди по-настоящему заинтересовались ее книгой. Издательский дом Хокса — вообще солидная организация. Теперь, когда год напряженной работы остался позади, Джессика чувствовала себя воздушным шариком, из которого со свистом выходит воздух. Что люди делают с лопнувшими воздушными шарами?
Джессике ужасно не хватало общества Джереми. Он бы ее развеселил. Вместе они бы пошли в «Таунсмен» праздновать выход в свет ее сочинения. Она бы даже немного захмелела от шампанского. Джереми не стал бы возражать… Джессика подумывала о том, чтобы предложить ему поехать в Хьюстон вместе с ней, но в то же время ей хотелось сделать Джереми настоящий сюрприз на Рождество.
«Ничего страшного», — думала она, оглядываясь по сторонам в поисках извозчика.
Джессика решила ехать на железнодорожный вокзал. Надо возвращаться в Хоубаткер. Томас всегда волнуется, когда она едет куда-то одна. Не стоит заставлять сына лишний раз беспокоиться. Томас просил подождать до тех пор, пока он сможет поехать вместе с ней, но тогда было бы уже поздно. Стояла середина ноября 1900 года. По дороге домой, сидя в купе поезда, она сможет от души порадоваться удачному завершению своего замысла. «Это маленький подвиг», — сказала бы ей Жаклин, если б могла.
Жаклин.
За исключением Джереми и Типпи, она лишилась всех своих друзей и подруг. Тяжкая душевная боль пронзала все естество женщины, как только она открывала утром глаза. Помня, какое горе испытывала сама после смерти Сайласа, Джессика прекрасно осознавала, насколько мучается сейчас Томас. Слава Богу, родилась Мэри! Эта прелестная малышка не дала Томасу впасть в отчаяние.
После того «небольшого обмена любезностями» в гостиной Дарла почти перестала препятствовать общению деда с внучкой. Она учредила «вечерние посиделки с дедушкой Томасом». Мэри засыпала у деда на руках, а Майлз, сидя у него на колене, рассказывал о том, что делал и видел на протяжении дня. Томас очень любил декламировать малышке «У Мэри была маленькая овечка». Со временем все, включая Дарлу, стали называть девочку Мэри Овечка.
Вернон приписал ослабление контроля со стороны супруги сочувствию к горю его отца. Джессика не могла точно сказать, вызваны ли изменения в поведении Дарлы ее желанием получить одобрение мужа, или это всего лишь очередная уловка, направленная на то, чтобы одурачить Вернона. Джессику не особо заботили мотивы поступков этой женщины. Главное заключалось в том, что жить в одном доме с Дарлой стало легче. Она отменила и другие правила, касающиеся детей, в особенности Мэри, которую прежде оберегали от малейшего контакта с кем-либо помимо ее родителей. Дарла позволила Сэсси присматривать за ребенком днем. Негритянка обожала малышку. Когда в гостях бывали друзья Майлза, Перси Уорик и Олли Дюмон, Дарла не гнала их от детской кроватки, если они подходили посмотреть на Мэри. Особенно заворожила черноволосая маленькая девочка Перси Уорика. Мальчик приносил ей игрушки и строил смешные рожицы, желая рассмешить ее. Иногда Перси так увлекался, что забывал о мальчишеских играх. Майлзу приходилось напоминать ему, зачем он сюда пришел. Вернону не удалось добиться от Мэри, чтобы та звала его папой. И не по вине Дарлы, кстати говоря. Похоже, малышка переняла обращение у старшего брата, лепеча что-то похожее на «отец».
Когда Джессика, закончив свои дела в издательстве, вышла на улицу, температура воздуха чуть превышала тридцать градусов[52]. Женщина подняла воротник пальто. Вот-вот должен был начаться дождь, а у нее нет зонта, и, как назло, не видно ни одного извозчика. Заморосило, и к тому времени, как нашла наконец извозчика, Джессика успела промокнуть. На вокзале ее застал проливной дождь. Проводник, давно знавший ее семью, принес в купе полотенце, одеяло и чашку горячего какао, призванную унять дрожь в старом теле.
Наутро, после возвращения на Хьюстон-авеню Джессика проснулась с тупой болью в груди.
— Ничего страшного, — сказала она встревоженным Томасу и Эми. — У меня легкие, как у кавалерийской лошади.
Они ей поверили. На их памяти Джессика никогда не болела простудой. Ящик с изданными за ее счет книгами приехал на поезде следующим вечером. Начальник станции был столь любезен, что поручил своему сыну доставить Джессике посылку. Утром следующего дня, заходясь глубоким кашлем, она занялась делом.
