предупреждал? Что ее туда потянуло? И почему я не встретил ее и не проводил до дома, ведь мы жили всего в нескольких кварталах от брикстонской фабрики канатов? Я же делал это раньше. Почему не в тот день? — Кент вздохнул и покачал головой. — Потому что в тот день я снова наблюдал за дверью клуба «Гринхоллс» вместе с молодым Гленноном, ожидая прибытия игроков. Билли, должно быть, предвидел это. Игра. Вот чем все это было для него, дамы. Просто игра.
— А потом? — спросила Кэтрин, когда Джон Кент погрузился в раздумья и снова принялся раскуривать трубку. — Что было дальше?
— Ах. Дальше, — вздохнул он. — Дальше было то, что, я уверен, Билли планировал сделать со мной с самого начала, ибо я слишком близко подобрался к нему. Он чувствовал это. А еще… я мешал ему посещать «Гринхоллс», и, думаю, это усилило его желание прикончить меня. Я все время был настороже. Знал, что он наблюдает за моими действиями и ждет удобного случая. Прошел месяц. Потом еще один. Каждую пятницу вечером я дежурил у «Гринхоллс», хотя молодой Гленнон уже покинул меня. Я рассчитывал, что смогу узнать Билли Резака по описанию, и видел четверых мужчин, которые могли бы подойти. Но в глубине души я знал, что Билли Резак не предстанет передо мной так легко, и четверо мужчин, которых я выделил, хоть и не были ангелами, но все они жили далеко за пределами Лаймхауса, а один — так и вовсе был очень приличным членом парламента. Я был твердо уверен, что Резак живет в Лаймхаусе, по-другому и быть не могло, ведь он знал обо мне и знал то, что я опрашивал местных.
— Вы не опасались его нападения? — спросила Кэтрин.
—Я всегда был начеку, когда делал обход. Однако, когда я возвращался в свой домик в тени высоких мачт на Нерроу-Стрит, я порядком снижал бдительность. — Он пожал плечами. — Все случилось как раз перед петушиным криком утром четырнадцатого октября 1696 года. Я отпер дверь и вошел в дом, держа перед собой лампу. Усталость буквально валила меня с ног. Возможно, поэтому я и не успел среагировать вовремя. В любом случае, я учуял его прежде, чем он ударил меня сзади. От него исходил запах лекарств… Хотя нет. Не лекарств. Это был запах хищного зверя. Наверное, у него пот выступил от предвкушения. Я очнулся в полумраке собственной кухни, где мы с Лорой так часто ужинали. Моя лампа все еще горела и стояла на полке. Я был привязан веревками к кухонному столу за талию и бедра. Мои руки были раскинуты в стороны и привязаны за запястья, так что ладони оказались полностью открыты. Кусок ткани торчал у меня изо рта. Я не мог закричать. В такие моменты на ум приходят очень странные мысли. Помню, я страшно разозлился, потому что почувствовал сквозняк из разбитого окна в дальнем углу комнаты и подумал, сколько же будет стоить отремонтировать его до наступления зимы. Наверное, я почти обезумел в тот момент. Во всяком случае, на время.
Минкс и Кэтрин напряженно затаились, ожидая продолжения этой жуткой истории.
— И вдруг, — выдохнул Кент, — он предстал передо мной. Я видел его там… вышагивающим из стороны в сторону в конусе света. Мне удалось немного приподнять голову и получше его рассмотреть. В его правой руке что-то поблескивало. Одет он был изысканно: в серый костюм, рубашку с оборками и черный галстук. Я подумал: «Да… это и есть убийца!». Он выглядел с иголочки. Наверняка таким образом ему и удавалось заманивать своих жертв в переулки — никто не ждал неприятностей от столь опрятного джентльмена. Даже в его манере ходьбы, в этих плавных движениях и легкой поступи, было нечто аристократичное. Возможно, когда-то он был спортсменом. Видите ли, я продолжал изучать его, рассматривать, но в то же время у меня в голове стучала мысль, что игра подходит к концу, и я проиграл. Однако такова уж человеческая натура, дамы, и я продолжал цепляться за надежду, что как-нибудь выберусь оттуда. Пот градом катился у меня по лицу, а сердце колотилось, как бешеное, но какая-то часть меня оставалась спокойной. Бдительной. Эта часть думала о том, как бы изменить ход игры, отнять ведущую роль у этого монстра и отомстить ему не только за мою жену, но и за всех моих умерщвленных подопечных.
Кэтрин слегка поморщилась, видя безумный блеск в глазах Джона Кента.
— Он склонился надо мной. — Кент заговорил почти шепотом. — Как я уже сказал, на нем был серый капюшон с прорезями для глаз. Он провел кончиками своих металлических кусачек по моим щекам. Помню, в тот момент я подумал о том, как они сияют чистотой, хотя столько повидали. Он сказал мне: «Джон, вот и пришел конец» и щелкнул кусачками у меня перед глазами. Клянусь, я никогда не забуду шелковистый тембр его голоса, как будто со мной говорила сама Смерть. Он тогда спросил: «С какой руки начнем?».
Кэтрин отвела взгляд. Кент хмыкнул.
— О, я пытался сопротивляться. Пытался опрокинуть стул, но он ударил меня в грудь, выбив из меня весь воздух. Когда он подошел к моей правой руке, я сжал ее в кулак. Он снова ударил меня со всей силы, и я почувствовал, как кусачки сомкнулись на моем пальце. — В глазах бледного курильщика мелькнула тень. — Как описать ту боль? — рассеянно спросил он. — Когда он проделывал это с другими жертвами, они были уже мертвы. Пожалуй, это единственная милость, которую он им оказал. Та боль была… — Он поморщился, словно чувствовал ее и сейчас. — Я услышал скрежет лезвий о кость, и то, как она хрустнула. А потом мою руку обдало леденящим холодом, и холод этот распространился по всей руке до самого плеча. Убийца действовал быстро. Я бы даже сказал, очень быстро. Второй палец исчез прежде, чем я ощутил лезвия… В тот момент Господь милосердный притупил мои чувства, и блаженный сон сменил кошмар наяву.
Кэтрин тихо ахнула. На этот раз бесстрастной осталась Минкс.
— Резак, должно быть, почувствовал, что сознание покинуло меня, потому что далее он с помощью своих кусачек сорвал большую часть плоти с моего следующего пальца, прежде чем, наконец, добрался до кости, — медленно проговорил Кент. — Все мое тело содрогнулось. Я… признаться, даже намочил
