шаг, затем ещё один и ещё. Мимо пролетел большой горящий осколок горы и мгновенно потух, выпустив большое облако пара и скрывшись под толщей воды. Ева вдруг почувствовала неимоверной силы энергию, зародившуюся в сердце и распирающую изнутри грудную клетку, и, больше не сдерживая себя, она побежала прямо на извергающийся вулкан. Ей совсем не было страшно — наоборот, какая-то странная, несвойственная ей уверенность вдруг загорелась в её душе, заставляя всё быстрее и быстрее переставлять ноги, перескакивать с волны на волну, не замечая под собой огромных кальмаров, удильщиков и прочих морских чудовищ, ловко уворачиваться от летящих на неё обломков скал, откалывающихся от гор под температурой лавы, даже не щурить глаза от яркости и жара остывающей на поверхности магмы, не чувствовать колючего косого дождя, который со всей силы бил её по лицу, не видеть всю ту опасность, что кружила сейчас вокруг неё, как стая голодных собак, и венцом которой был он — правитель тёмного мрачного царства с красивым именем.
Ева добежала до Золотых Ворот, сошла с учтиво доставившей её волны на тонкую полоску гальки и принялась карабкаться на скалу, стараясь не касаться раскалённых потоков лавы, стекавших вниз многочисленными огненными ручьями. Справа возвышалась странная скала: она была узкая, высокая и напоминала дискообразный хребет на спине какого-то вымершего динозавра, а слева от неё был относительно пологий склон, по которому и поднималась Ева. Несмотря на то что шёл ливень, воздух плавился здесь от высокой температуры и качался из стороны в сторону, сбивая с толку, и капли дождя, не долетая до земли, превращались в густой обжигающий пар.
Ева поднялась к самому кратеру. Люцифер стоял к ней спиной на краю огненного жерла и с удовольствием смотрел на бедствие, сотворённое собственными руками. Услышав среди грома, шума дождя, завывания ветра и грохота падающих камней чужие шаги, он резко обернулся и невольно замер, увидев ту, кого он ожидал встретить сейчас меньше всего.
— Ева? Что ты здесь делаешь? — спросил он едва заметно дрогнувшим голосом.
— Ты прав, Люцифер, — сказала Ева, проигнорировав его вопрос. — Я полюбила тебя, что уж скрывать — любовь создана не для того, чтобы её прятали.
— Ты в порядке? Или всё ещё бредишь?
— Нисколько, — Ева без какого-либо страха посмотрела в глаза Люциферу и сделала шаг прямо в лаву. Она не почувствовала ни боли, ни жара. — Я всё прекрасно помню: все твои посещения во сне и наяву, страхи, связанные со всеми вами, и чувства, которые вы мне подарили, а также желание и клятву Богом.
Люцифер на мгновение растерялся, а затем в его покрасневших вишнёвых глазах, которые сейчас были под цвет потемневшей лавы, снова разгорелся огонь ярости.
— Почему вы, — зашипел он, и с каждым его словом всё сильнее тряслась земля. — Почему все вы, светленькие, добренькие, так любите унижать меня?! — Люцифер сжал кулаки, и лава в жерле вулкана поднялась к самому краю. Его трясло от злости. — Почему вы каждый раз так страстно желаете выиграть, как будто мало у вас побед?! Почему вы не хотите уступить мне, хоть один разочек, словно в мире убудет от того, что одна душа попадёт не в Рай, а в Ад?! Почему вы постоянно мешаете моему царству, моим поданным, моим людям жить так, как им хочется, жить, а не существовать?! Почему меня, того, кто, как строгий тренер, учит людей на собственных ошибках, считают корнем зла?! Не я создал грехи, дорогая моя Ева, не я, они были, правили на земле без всякого закона и творили произвол! Да, во мне живёт гордыня, я это знаю, я чувствую, как она извивается в моей душе подобно змее, и все мы не без греха, но мы платим за свои грехи, в отличие от вас, людей, которые всё надеются, что ангел на небе проглядит и им сойдёт с рук их мелкое злодеяние. Да, я предлагаю людям заключить со мной контракт. Знаешь, для чего? Чтобы люди, услышав историю Фауста, осудили его и не шли по его дороге. Понимаешь ты это или нет?! И если бы не я, моя дорогая Ева, вы все давно бы поубивали друг друга, потому что вы бы не знали, что это, оказывается, грех, вы бы, каждый первый встречный, не знающий о том, что такое зло, продали свою душу мне за свои жалкие ничтожные желания, и, как ты думаешь, нашёлся бы среди всей этой толпы хоть один, который посмотрел бы мне в глаза и сказал: «Хочу, чтобы в мире не было зла. Чтобы все были счастливы»? Ха! Да никогда в жизни! Вам, в вашу людскую голову, избалованную деньгами, властью, дешёвыми бесценными желаниями, не придёт такая простая мысль, что можно спасти весь мир и для этого не надо быть Иисусом, — Люцифер тяжело отдышался. Его крылья, идеально чёрные на фоне раскалённой лавы, тряслись от возмущения. — Пойми, моя милая Ева, зло не может не существовать. Так уж устроены мы все, что, когда всё хорошо, это хорошо приедается и появляется «нехорошо». Есть те, кто это ценит, но их, увы, немного. Люди созданы разными, а, когда люди разные, избежать непонимания невозможно. Хотите мир без ссор? Создайте миллионы клонов, и всё будет прекрасно: у всех будет один и тот же вкус, и никто никогда не будет спорить, что лучше: сладкое или солёное… Это утопия, Ева. Может быть, достижимая, но за те года, что я наблюдал за людьми, я ещё никогда не видел общества, близкого к подобному идеалу. Ты правильно когда-то сказала: стремление, вот в чём смысл. А моим поданным нужен лучик света, и этот лучик света ты, Ева. Осветить ли тьму или остаться в свете, решать только тебе.
Ева подошла к Люциферу. Он тяжело дышал и, облокотившись спиной о скалу, подставлял холодным струям дождя разгорячённое лицо. В его слабо тлеющих глазах не было уже никакого гнева и никакой ярости, только бесконечная, смертельная усталость.
— Ну что ещё ты от меня хочешь? — простонал Люцифер на её немой вопрос, когда Ева осторожно коснулась его длинных чёрных перьев. — Что тебе нужно от меня? — он взял ладонь Евы в свою, поднёс к своему лицу и прислонил к щеке. — Ты жестокая, такая же, как и мы, и не смей спорить, что это не так. Ты хочешь услышать это, да? Я знаю, хочешь, я вижу это в твоих глазах. Да-да, моя так неосторожно обронённая фраза, что мысль потерять тебя заставила меня поймать тебя на лету, сыграла со мной
