— Дурею от тебя, — обдает огнем мое горло, трется щетиной, царапает нежную кожу, оставляя отметины. — Шизею.
И я. Черт. Шизею. Ни единого слова выдать не способна. Лишь всхлипы, вскрики и развратные стоны.
Проклятье. Очень надеюсь, пилоты этого не услышат.
— Раскраснелась, моя зайка, — покрывает влажными поцелуями горящие щеки, действует жадно и голодно. — Затрахать бы тебя до смерти.
Толчки становятся сильнее. Жестче. Впечатление, точно меня обрабатывают отбойным молотком. Захват на ягодицах настолько крепкий, что наверняка останутся синяки. До черта синяков.
— Д-да, — роняю чуть слышно. — Д-давай.
— Что? — вдруг замирает. — Что моей зайчонке дать?
Меня выгибает, будто от удара электрического тока, прошивает раскаленной стрелой насквозь, пробивает до судорог. Неудовлетворенность снедает остатки самообладания. Глухо постанываю, кусаю губы до крови, ощущаю себя взбесившимся животным.
— Трахни, — требую хрипло.
— Звучит довольно скучно, — издевается, поглаживает мою попу, однако толкаться в лоно не спешит, просто дразнит нарочито мягкой лаской, заставляя самой извиваться на одеревеневшем члене. — Расскажи подробнее.
— С каких пор тебя заводят слова? — выпаливаю нервно, судорожно дергаюсь. — Почему вдруг потянуло на разговоры?
— Просвещаюсь, — хмыкает, отвешивает смачный шлепок по ягодице. — Хочу соответствовать своей интеллигентной и образованной девочке.
Господи. Боже мой.
Кажется, меня накрывает очередной оргазм. Просто от этого проклятого шлепка. Жесткого. Тяжелого. Клеймящего.
Рядом с Амиром всегда так. Ты перестаешь замечать, сколько раз вообще кончаешь. Где. Каким образом. Беспрерывный процесс. Бесперебойный. Уносит прямо во тьму бесконечности.
— Не надо, — мотаю головой. — Не надо ничего. Только…
— Только — что?
Еще один шлепок. До спазмов внизу живота. Мои мышцы ритмично сокращаются вокруг раздутой от вожделения плоти, чувствую набухшие вены, ощущаю, как багровая головка упирается в матку.
— Трахни меня, — всхлипываю, закусываю губы до крови, царапаю широкие плечи ногтями. — Выдолби. Хочу твой член. Очень хочу. Глубже.
— Уже лучше, — замечает нарочито холодно. — Продолжай.
— Черт, — сминаю полы его рубашки, дергаю, практически вырываю кусок ткани. — Ты можешь просто сделать это?
Ухмыляется.
Вот ведь гад. Ему по кайфу слушать пошлости, причем именно от меня, всякие грязные словечки.
— Трахни, — шепчу на ухо, прикусываю мочку, зарываюсь пальцами в густые волосы на его макушке, жестко дергаю, как льва за гриву тяну. — А потом я сама вытрахаю твой громадный член. Горлом. Вберу по самые яйца и высосу сперму до капли.
Этот мужчина очень странно действует на меня. Не верю, что говорю все это. До сих пор не верю. Каждый раз с ним воспринимается как первый. Токсичное наваждение.
Зверь срывается с цепи. Реально. Вытворяет с моим телом вещи, которые определенно стоит запретить законом.
Голова идет кругом. Сама не осознаю, как оказываюсь на коленях, перекинутой через поручень. Или через сиденье? В общем, оказываюсь раком. А гигантский орган входит в лоно. Вбивается сзади. Одежда разлетается в разные стороны, оседает вниз жалкими клочьями.
Мыслей нет. Совсем. Никаких. Свет гаснет. Но и во тьме чувствую себя на высшем уровне. Улетаю. Взлетаю. Падаю. Краем сознания опасаюсь за самолет. А не разнесем ли мы его такими темпами?
Возвращаюсь в сознание, когда поток семени бьет внутрь. Заполняет мое тело горячими струями.
— Амир, — бормочу испуганно. — Я не приняла таблетки. Черт, я совсем забыла…
— Отлично, — отвечает невозмутимо, крепче сжимает меня в жарких объятьях. — Они больше не нужны.
— В смысле? — сглатываю.
— Давно пора заделать наследника, — выдает ровно.
— Как, — запинаюсь. — Как ты себе это представляешь?
— Будешь рожать по сыну в год, — заключает твердо, будто ставит в известность про свершившийся факт. — Примерно так.
— Ты шутишь?
Он ничего не отвечает, отстраняет, усаживается и располагает меня между своими широко раздвинутыми ногами, притягивает за волосы к паху.
— Вперед, — приказывает хрипло. — Выполняй обещание.
Хлопаю ресницами. Закусываю губу.
— Заставь меня, — выпаливаю с вызовом.
Самолет удерживает баланс только чудом. А еще очень радует тот факт, что на борту есть комфортабельная душевая кабина, где мы продолжаем творить абсолютный беспредел. Раз за разом. Сильнее. Глубже. Порочный круг. До хрипов, до судорог, до кровавых царапин по всему телу.
Бешеные животные. Одуревшие. Вечно голодные, жадные друг до друга.
— Стоп, — заявляю, когда мы покидаем замкнутое пространство и ступаем на землю, покидаем борт. — А что это за место?
— Не узнаешь? — усмехается Амир.
— Н-не совсем, — выдаю на автомате.
Аэропорт выглядит знакомым. До боли. И я не настолько часто путешествую, чтобы сильно путаться.
— Австрия, — говорю наконец. — Вена.
— Угадала, — успевает вовремя подхватить меня на руки, потому как ноги не держат, колени сами собой подгибаются. — Мы кое-что не закончили.
+++
Кружусь вокруг собственной оси. Изучаю окружающее великолепие, теряюсь в ослепительном сиянии хрустальных люстр, растворяюсь в отблесках зеркал.
Арки из цветов. Розы. Орхидеи. Чего здесь только нет. Полный комплект.
Краткий миг осознания. Восторг сменяется удивлением.
— Амир, — сжимаю его ладонь. — Почему здесь никого нет?
— А кто тебе еще нужен? — изумленно выгибает брови.
— Венская опера, — выдыхаю. — Без единого гостя. Без сотрудников. Тут реально ни души. Только мы. Разве не подозрительно?
— Нормально, — отмахивается. — Было бы странно увидеть здесь толкотню из левых людей. Я же оплатил аренду на ночь.
— Что? — не верю своим ушам. — Аренду?
— Типа того, — кивает. — Снял это место.
— Не думаю, что Венскую оперу можно снять, — произношу осторожно, продолжаю оглядываться.
— Ну видишь, — обводит пространство выразительным взглядом. — Можно. Было бы желание.
— Но зачем? — поражаюсь. — Зачем ты это сделал?
— Я обещал тебе бал, — мрачнеет. — Не срослось. Облажался. Значит, надо исправлять. Но сезон у них закончился. Новый ждать долго. Так что сегодня будет наш личный бал. Потом повторим. Не вопрос. Только я затягивать не хотел.
