А между тем мы с ревом промчались по Хартфорд-стрит, да так, что нас с Джи-Джи откинуло на спинку сиденья, когда лимузин притормозил на красный сигнал светофора на Нои-стрит, а затем проехали мимо моего дома и под визг тормозов свернули налево на Санчес-стрит.
— Господи, Сьюзен! Вы нас угробите! — прошептал Джи-Джи.
Но потом сзади завыла полицейская сирена, и, оглянувшись, я увидел красно-синие огни полицейской мигалки.
— Черт, проклятье! — выругалась Сьюзен.
Она нажала на тормоза и свернула на перекресток, едва не сбив переходившего через дорогу старика. Повернувшись в нашу сторону, старик злобно заорал и показал нам средний палец.
Полицейская машина, ослепляя фарами, уже пересекала Нои-стрит.
Сьюзен вырулила на Санчес и рванула вперед.
— Эти говнюки видели, как мы повернули, черт подери! Они у нас на хвосте, — нахмурилась Сьюзен.
Она резко повернула налево, на Маркет, потом направо, а затем снова налево.
Я увидел впереди огни мотеля «Золотой медведь». Сьюзен объехала здание, чтобы лимузин не увидели с улицы, и припарковалась на автостоянке.
— Живо вылезайте! Оба! — распорядилась Сьюзен.
Полицейских сирен явно прибавилось. Но все машины промчались мимо, вниз по Санчес. Итак, они не догадались свернуть на Маркет-стрит.
Сзади бесшумно подъехал серебристый «линкольн-континенталь», и Сьюзен открыла нам дверь салона. Мы с Джи-Джи проскользнули на заднее сиденье. За рулем сидел Блэр в красной бейсболке на лысой голове.
— Всем пригнуться, — свирепым шепотом произнес Блэр.
Звук сирен доносился теперь со стороны Маркет, далеко впереди.
Я почувствовал, что «линкольн» уверенно проехал по подъездной дорожке и медленно свернул направо, словно у нас впереди еще было полно времени. А затем мы помчались обратно, в сторону Кастро.
Ослепив нас проблесковыми маячками, мимо пронеслась патрульная машина. Я не осмелился выглянуть в окно, но, похоже, машина свернула налево.
— Пока все идет хорошо, — пробурчал Блэр. — А теперь, Уокер, скажи, как, черт возьми, мне отсюда попасть на Пятую улицу и Мишн-стрит. Быстро!
Я посмотрел в заднее окно и увидел, что Кастро кишмя кишит патрульными машинами. Из кинотеатра продолжали выходить люди.
— Все. Пора, на хрен, убираться отсюда, — сказал я. — Поезжайте в гору, по Семнадцатой.
Сирены уже выли со всех сторон, словно включили пожарную сигнализацию.
Но Блэр продолжал упрямо ползти в гору, пока я снова не велел ему свернуть направо, а затем — снова вниз, на Маркет, в районе Пятнадцатой.
Итак, через пятнадцать минут мы уже ехали в призрачном утреннем свете по неубранному центру города, оставив далеко позади и Кастро, и полицейские сирены. Похоже, мы их сделали. Никто и не заметил, как Сьюзен подъехала к мотелю.
Когда мы в конце концов свернули с Мишн-стрит и заехали на многоуровневую парковку напротив здания «Кроникл», Блэр заявил:
— Готовьтесь. Предстоит очередная пересадка.
На сей раз нам пришлось пересесть в небольшой серебристый фургон с драной обшивкой и заляпанными стеклами. Сьюзен снова села за руль, Блэр устроился рядом, взяв на себя роль штурмана, а я открыл боковую дверь — и тотчас же попал в объятия Белинды.
Я держал ее так крепко, что, наверное, мог сделать ей больно, когда фургон тронулся с места. И я на секунду забыл обо всем на свете: о том, что нас ищут, о том, что нас преследуют. Мне было плевать. Мы снова были вместе. Я осыпал поцелуями ее рот, ее глаза, а она отвечала мне страстными, безумными поцелуями. И если сейчас весь мир ополчится против нас, я был готов с ним сражаться.
Фургон вернулся на Мишн-стрит. Снова послышался вой сирен, но где-то далеко.
Я очень неохотно выпустил Белинду, чтобы она могла наконец обнять Джи-Джи.
Я опустился на заднее сиденье, взвинченный до предела, озабоченный и, конечно же, пьяный от счастья, а потому просто сидел и любовался, как эти двое, больше похожие на близнецов, чем на отца с дочерью, обнимаются, наслаждаясь минутой безграничной сердечной близости, которую и сам только что испытал.
— Ну ладно, ребята, — вернула нас на грешную землю Сьюзен, — мы еще не дома. Бей-Бридж, где это? А если увидите патрульную машину или любой другой подозрительный автомобиль, пригнитесь.
Я заметил, что она успела сменить свою обычную ковбойскую шляпу на бейсболку, как у Блэра. И они оба стали похожи на двух симпатичных отпускников — ни больше ни меньше. А если учесть заляпанные стекла, то заметить нас внутри фургона было просто-напросто невозможно.
— Сьюзен, сейчас прямо вперед, и у съезда с шоссе — тот, что на терминал Ист-Бей, — будет знак, — сказала Белинда.
— Эй, поговори со мной! — притянул я к себе Белинду. — Только не молчи, поговори со мной. Что угодно, только не молчи!
— Джереми, ты чокнутый! — улыбнулась Белинда. — Я люблю тебя, чокнутый ты мой! Ты сделал это. Ты действительно сделал это.
Я крепко держал ее, понимая, что больше никогда и ни за что не отпущу ее от себя. Возможно, я целовал ее в губы слишком крепко, но она явно была не против. Затем я начал потихоньку, одну за другой, вытаскивать заколки из ее блестящих каштановых волос. Она тряхнула головой, чтобы помочь мне. Она положила руки мне на лицо, и мне показалось, что она вот-вот расплачется.
Сидевший напротив нас Джи-Джи с удовольствием вытянул вперед ноги, закурил сигарету и закрыл глаза.
— Ладно, ребята, — подала голос Сьюзен, когда мы въехали на мост, — до Рино еще четыре часа. А когда мы окажемся на шоссе, то наш фургон полетит, как птица.
— Не могли бы вы притормозить у первого же винного магазина, который нам встретится за Оклендом, — попросил Сьюзен Джи-Джи. — Я так хочу выпить, что ради глотка спиртного даже готов пойти на ограбление.
Все дружно засмеялись. Внезапно на меня накатила безумная усталость. Я был так счастлив чувствовать на своем плече теплую руку Белинды. Мне казалось, что я умер и попал на Небеса.
Я выглянул из окна и увидел над собой серебристые опоры моста. Наш фургон ритмично покачивался на швах на покрытии моста, и в этот ранний час мы здесь были совершенно одни.
И у меня в душе возникло какое-то странное чувство. Я вспомнил, как в ранней юности впервые приехал в Калифорнию. С собой у меня был всего лишь один чемоданчик, где лежало все сколько-нибудь ценное для меня, а в голове — полно замыслов будущих картин.
Замыслы картин. Если бы я сейчас закрыл глаза, то снова увидел бы те картины.
Из радиоприемника доносилась мелодия в стиле кантри, какая-то дамочка хриплым голосом исполняла нелепую лирическую песенку, какую-то чушь на тему того, что моя стиральная машина стала рвать белье, когда ты порвал со мной, и я, не выдержав, громко рассмеялся. И впервые за все время после исчезновения Белинды я почувствовал одновременно и усталость во всем теле, и удивительную легкость, и прилив энергии.
