обнял старика.
— Я тоже рад видеть тебя, Евсейка, и тебя, Родька. Ты совсем вырос — скоро женить тебя будем.
Женщины быстро выпотрошили птиц и поставили варить.
— Давно в лесу ходите? — спросил старик.
— Месяц уже прошёл. Мы приходили ещё камней жёлтых поискать, надо будет товар готовить на весну.
— Нашли камни?
— Нашли немного.
— Почему мало нашли?
— Хватит, времени много не было, пора домой подаваться.
— Мы тоже мало-мало готовимся. Скоро зима придёт — охотиться надо.
— Эликан, к вам русский не приходил, одежду не брал?
— Почему спросил? Был один, раньше с Никодимкой приходил. Недавно появился один, у него одежда сгорела, принёс водки, просил одежду, ему Хамышгай давал.
— Стреляют в тайге, плохие люди в тайге, Эликан, — сказал Евсей.
— Я летом ходил смотреть жёлтые камни, далеко ходил, камней нашёл много. Нашёл человека, дохлый совсем, стреляли в него. Звери погрызли много, однако в голове дырку от пули видел.
— Три дня назад мы видели, как в человека стреляли, убили насмерть.
— Зачем человека стрелять, его кушать нельзя? — удивился старик.
— Золото ищут. Убьют, золото заберут и уходят.
— За жёлтый камень убивают? — ещё больше удивился Эликан.
— Убивают, ещё как убивают. Теперь в тайге ходи и смотри.
— Ты видел, кто стрелял?
— Родион шёл по следу, узнал его. Это тот самый человек, который был в вашей одежде. Я-то знаю, что карагасы в людей стрелять никогда не будут, а другие могут и не знать этого.
Охотники переглянулись между собой, не понимая ничего. Им было совсем непонятно, как можно стрелять в человека, но ещё больше непонятно, что человек в одежде карагаса стреляет в людей.
— Родька молодой, может, ошибался, — с надеждой проговорил Эликан.
— Не ошибался. Человека в суконном халате, перевязанном поясом, и я видел, но лица не признал, далеко было, а Родька проследил его, пока не узнал. Времена настали плохие, с незнакомыми людьми старайтесь не связываться.
— Теперь в тайге бояться надо людей? — спросил Езилан.
— Зимой такие люди в тайгу не пойдут, сам знаешь, зимой в тайге сгинуть можно быстро, да и золото зимой не добывают. Они подкарауливают одиноких старателей на выходе к большой реке уже по осени, когда те идут с золотом.
— В тайгу совсем не ходить? — спросил Эликан.
— Почему не ходить? Тайга — твой дом, ты из дома бежать хочешь?
— Я не могу стрелять в людей, ты сам подумай, — обиделся старик.
— И не надо стрелять, напугать ты можешь, чтобы они сюда больше совсем не совались. Надо, чтобы они и другим передали, что здесь нечего делать.
— Испугать можно, испугать хорошо можно.
— А ты испугаешься и не придёшь весной с товаром, тогда Эликан совсем пропадай, — уже улыбался старик.
— Я не один приду, а когда много народу, тогда не страшно.
— Ты, Евсейка, возьми у меня жёлтые камни — беда от них, я больше брать их не буду, лучше тебе покажу — сам бери.
— Делай как знаешь, Эликан, а за золото потом рассчитаемся.
— Зачем считаться, бери подарок, Лаврену дашь, шибко хороший друг Лаврен.
— Хорошо. Скажи мне, Эликан, погода долго ещё будет стоять, снег далеко?
— Полмесяца ещё постоит, потом снег будет приходить, много снегу.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Глаза есть у тебя, посмотри: небо говорит, лес говорит, трава говорит — все говорят, только смотри и слушай.
— Может, тебе духи говорят?
— Может, и духи, — хитро улыбнулся старик.
Утром провожать братьев вышло всё стойбище. Эликан и Оробак пошли вместе с ними до реки, чтобы помочь связать небольшой плот. Когда плот был готов, старик обнял братьев по очереди и сказал:
— Евсейка, приходи весной, будем ждать, будем торговать, осторожно ходи, смотри на сопки, плохой люди смотри.
— Посмотрим. Удачи вам.
Плот, медленно покачиваясь на воде, пополз к середине реки, где было глубже. Евсей шестом направил плот на струю воды и стал смотреть по сторонам. Только при необходимости приходилось вставать и направлять плот, когда его течением несло к берегу, но такое случалось нечасто.
Через неделю Цыганковы причалили к Благодатской. Разгрузили плот, привязали его к большой валёжине — пригодится кому-нибудь. У Никодима, где они оставляли свою лошадь, их встретил Чирей, совершенно спокойный и уверенный в себе. Евсей сделал вид, будто ничего не произошло.
— Никодим дома? — спросил он.
— Вечером будет, сейчас на Тагул пошёл.
— Подождём, куда притулиться можно?
— Где и всегда — место свободное. Кухарка накормит на кухне.
Когда братья сидели, дожидаясь хозяина, Евсей сказал:
— Делай вид, будто ничего не случилось. Ни к чему разговоры.
— Может, Никодим и сам промышляет этим делом? — вдруг проговорил Родион.
— Вот и помалкивай, раз додумался.
— Я и помалкиваю.
Никодим приехал уже затемно. С Тагула привезли много хариуса, вся челядь и батраки взялись за засолку. Хариус — рыба вкусная, но очень нежная, немного упустишь время — и может появиться запах, а тухлой рыбой только собак кормить, куда её сбудешь.
— Бог в помощь, — сказал Евсей, подходя к Нестерову.
— Спасибо на добром слове, давно прибыли?
— К обеду, маленько отдохнули.
— За рыбой на конях ездили, здесь напрямую поближе будет. Теперь прибрать надо, не то протухнет.
— Себе или продавать повезёшь?
— Поглядим. Конечно, сбывать надо, куда её столько, только сейчас нужно сохранить до морозов, потом и везти можно. А ты чего спросил, взять хочешь?
— Взял бы немного, угостить своих.
— Завтра поедешь?
— Да.
— Лошадь твоя во дворе, когда поедешь, я тебе и отсыплю, сколь захочешь; только мы после обеда поедем снова; пока рыба скатывается, надо успевать. Спать будем зимой.
Утром, когда Евсей запряг коня и собрался было уезжать, на крыльцо вышел Никодим.
— Евсей, собрался, что ли?
— Собрался, чего ждать?
— Погодь. — Никодим спустился с крыльца и подошёл к телеге. — Ты к Хрустову когда поедешь?
— Река только встанет, и поеду.
— Передай ему, что я исполнил его просьбу — он знает, про что разговор.
— Передам, отчего ж не передать.
— Чирей, неси-ка ящик! — крикнул хозяин.
Работник вынес небольшой ящик, сколоченный из дранья, и поставил на телегу. Там, прикрытая травой, лежала уже посоленная рыба.
— Сколько с меня? — спросил Евсей.
— А, пустое. — Никодим направился в дом, оглянувшись, крикнул:
