– Господи... – Молодой врач с ужасом взглянул на Ронни.
Офицер сжал губы и повернулся, намереваясь войти в палату.
– Нужно ему сказать, – решительно произнес он. – Нельзя, чтобы человек оставался в неведении.
– А что, если информация неверна? – спросил врач, подстраиваясь под шаг офицера. – Ведь сейчас медсестер сплошь и рядом переводят с одного места на другое. Может, ее даже и не было на месте во время атаки.
– Она была там, – мрачно сказал офицер. – Капитан Эллиот ее опознал.
При приближении офицера Ронни повернул голову. Как американец, к тому же в гражданской одежде, он не стал говорить с британским офицером о том, одобряет или нет известие о сдаче японцам гарнизона. Из окна госпиталя ему были хорошо видны развешенные вдоль улиц флаги. Впервые, казалось ему, за целую вечность он не слышал разрывов снарядов и бомб.
– Доброе утро, сэр! – почтительно сказал он, принимая в расчет воинское звание своего прежнего собутыльника. Он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Его форма добровольца была в крови до такой степени, что ее пришлось выкинуть, а другой подыскать не удалось. Но Ронни был не против. Он чувствовал себя куда более комфортно в хлопчатобумажных брюках, белой льняной рубашке и в мокасинах, которые ему дали взамен.
Офицер почувствовал себя сбитым с толку. Было немыслимо подойти и заговорить с Ронни, не вспомнив при этом об их предыдущих встречах. А ведь сколько им довелось выпивать в переполненном баре «Жокей-клуба», сколько раз бывал он на ужинах и вечеринках в гостеприимном доме Ледшэмов на Пике. Нередко они встречались и в баре отеля «Пенинсула».
– Мне нужно поговорить с тобой, Ронни, – сказал он, решительно не представляя, как Ледшэм отреагирует на его новость. Ведь сколько раз доводилось слышать – особенно от подружек Ронни, – что его брак с Жюльенной давно уже дышит на ладан. Но офицер вспомнил, что в последнее время у Ронни подружек было совсем немного, и даже если какая и появлялась, то ему казалось, что Жюльенна все об этом знает и просто не хочет поднимать скандал.
– Интересно, что будет с нами? – живо поинтересовался Ронни. – Может, запрут в бараки для военнопленных?
Офицер и сам ничего не знал толком. Может, и вправду интернируют. Ведь япошки должны же где-то всех их разместить. Жалея, что вообще зашел в палату, он сказал:
– Мне чрезвычайно жаль, Ронни, но Жюльенна погибла.
Улыбка застыла на лице Ронни как приклеенная.
– Что ты сказал? Не уверен, что правильно расслышал...
– Жюльенна погибла, – мягко повторил офицер. – Мне очень жаль, старина, но...
– Я тебе не верю! – Ронни даже отшатнулся от него и нервно засмеялся. – Не верю! Тут явно какая-то ошибка!
Офицер горестно покачал головой. Вышло гораздо хуже, чем он предполагал.
– Нет, Ронни. Риф Эллиот связывался по телефону с Главным штабом. Временный госпиталь, куда перевели Жюльенну, был захвачен рано утром девятнадцатого числа. Только одному человеку посчастливилось выжить – это леди Гресби. Все остальные медсестры были изнасилованы и убиты. Эллиот опознал Жюльенну.
Ронни слегка покачнулся. Хватил широко открытым ртом воздух, хотел что-то сказать, но не смог.
– Как только появится возможность, – продолжил офицер, – мы сделаем все, чтобы ее тело, как и тела других погибших, было перевезено в Викторию и с надлежащими почестями захоронено.
Ронни продолжал стоять неподвижно.
Офицер слегка притронулся к его плечу, повернулся и зашагал прочь.
Ронни не мигая смотрел ему вслед, затем перевел взгляд за окно. Белые полотнища флагов по-прежнему трепетали на ветру.
– Слава Богу, что бои уже закончились, – сказал один из раненых рядом с Ронни. – Теперь, насколько я понимаю, нам придется терпеть этих скотов.
Погибла... Изнасилована... Убита... Жюльенна! Это совершенно немыслимо... Они ведь собирались наладить нормальные семейные отношения, завести ребенка. Они собирались жить долго и счастливо. Очень долго. Он медленно направился к дверям следом за штабным офицером. Палата была битком набита ранеными, сестры были измотаны непрерывной работой, и никто не обратил внимания на Ронни. Жюльенна погибла!
Он стоял на одной из улиц Ванчая, непонимающе глядя по сторонам. Толпы британских и канадских солдат сидели на корточках у стен домов и курили. У всех были понурые лица, все дожидались прихода японцев. Асфальт на проезжей части был сплошь в воронках, улицы загромождены покореженными легковушками и брошенными грузовиками, противогазы и нарукавные повязки грудами валялись на земле.
«Нам придется терпеть этих скотов...» Эта фраза вновь и вновь возникала у него в мозгу, так что Ронни даже головой потряс, желая избавиться от назойливых слов. Господи, ну уж нет! Никогда и ни за что! Жюльенна погибла, и весь мир для него померк. Плотная повязка на шее затрудняла движения. Он поднял к затылку руки, нащупал узел и развязал бинты.
На углу группа солдат сидела возле пустого джипа. На асфальте рядом с ними лежали автоматы.
– Ну что, закончили воевать? – спросил у солдат Ронни.
Они взглянули на него голодными, уставшими глазами; было видно, что им все обрыдло до чертиков.
– Да, войне конец, – ответил один из солдат с горечью. – Мы ведь сдались, не слышал, что ли?
– Ну, я, например, еще не сдался, – ответил Ронни. Он нагнулся, поднял два автомата и швырнул их в кабину джипа.
– И куда же ты намерен отправиться с такой экипировкой? – спросил его старший сержант, не пытаясь задержать Ронни.
– Сам еще не знаю, – с застывшим лицом ответил Ронни. Открыв водительскую дверцу, он уселся за руль. – Туда, где сейчас японцы.
– В таком случае твой путь недалек, – угрюмо усмехнувшись, откликнулся старший сержант. – На этом чертовом острове, куда ни плюнь, всюду японцы.
Ронни повернул ключ зажигания. С третьей попытки мотор джипа завелся.
– Псих! – сказал старший сержант, когда Ронни, развернувшись, выехал на разбитую бомбежками проезжую часть улицы. – Господи, кто бы знал, что бы я отдал за вкусный, сытный ужин с пивком!..
Ронни ехал медленно. Он думал о случившемся с Жюльенной. Пытался воскресить в памяти ее образ. Он точно знал, где сейчас японцы. Склон горы у ущелья наверняка так и кишит ими. Он съехал с широкой асфальтированной дороги, стараясь держаться подальше от изувеченных бомбардировками домов и многочисленных трупов китайцев. Если вдуматься, не было и дня, когда он бы чувствовал себя с ней несчастливым. Ни разу не было такого, что он бы возвращался вечером домой, а она была бы не рада его видеть. Улицы мелькали одна за другой. Теперь он видел сотни и сотни японцев. Они сидели на корточках, отдыхали, ожидая заключительного приказа построиться и победным маршем пройти по Виктории. Его приближение не произвело на них решительно никакого впечатления. С момента капитуляции прошло уже немало времени. Белые флаги свисали почти из каждого окна. Все военные действия прекратились.
