Точно так же Рузвельт никак не реагировал на требования еврейских организаций нанести авиаудары по железнодорожным путям, ведущим к концлагерям, в частности к Освенциму, где шло массовое уничтожение евреев.
Только весной 1944 года Рузвельт, наконец, официально признал, что гитлеровцы осуществляют тотальное истребление еврейского населения Европы. Существенным изменением его политики явилась декларация от 24 марта об ответственности нацистов за их преступления. Ни руководители, ни рядовые исполнители не уйдут от наказания — таков был лейтмотив этого послания: «Я прошу наблюдать и регистрировать свидетельства, которые будут использованы для привлечения виновных к ответственности». Рузвельт призывал всех жителей стран, находившихся под нацистским господством, в том числе и немцев, давать жертвам приют, помогать им перейти границу, любым другим способом спасать от палачей, а правительства нейтральных государств — временно открыть границы для беженцев.
Однако спасать европейских евреев было уже поздно. К середине 1944 года подавляющая их часть была уничтожена в лагерях смерти, в гетто, на окраинах городов оккупированных стран.
* * *
У Франклина Рузвельта, как у каждого человека, были свои недостатки и предубеждения. Порой он мелочился и даже проявлял стремление унизить администратора или чиновника, чем-то не угодившего ему. Эти случаи были очень редки, но без упоминания о них портрет Рузвельта оказался бы не вполне достоверным.
Особенно его раздражали вмешательства в его личные и семейные дела и политических оппонентов, желавших скомпрометировать президента, и ретивых исполнителей его же собственных распоряжений, в соответствии с поговоркой «заставь дурака Богу молиться…» проявлявших экстраординарную бдительность.
В ряде случаев поводом для разного рода инцидентов являлись доверчивость и недостаточная осторожность Элеоноры, которая не всегда была предусмотрительной при выборе знакомых и даже близких друзей, заступалась за ущемленных, по ее мнению, людей, обращалась по этому поводу и к супругу, и к членам его военного кабинета. В стремлении «восстановить справедливость» она подчас просто забывала о своем положении первой леди, супруги президента и верховного главнокомандующего вооруженными силами воюющей страны.
Иногда возникали скандалы, в которые были вовлечены различные административные органы, а однажды даже военная контрразведка. Традиции демократии, равенства перед законом всех граждан, независимо от их общественного положения, были уже настолько глубоки, что контрразведка «осмелилась» включить в свои донесения имя первой леди. В 1942 году выросло целое дело Джозефа Лэша, который до войны одно время состоял в Коммунистическом молодежном союзе, но порвал с ним после подписания советско-германского договора 1939 года. Случайно познакомившись с Лэшем, Элеонора стала ему покровительствовать, а после его призыва в армию ездила к нему на свидания. За Лэшем же как за «подрывным элементом» еще до войны была установлена слежка. В сводки наблюдения попало и имя первой леди. Бдительным стражам воинской нравственности удалось установить, что она остановилась в отеле неподалеку от части, где проходил службу Лэш, который получил краткосрочный отпуск и зарегистрировался в том же отеле. Какой-то туповатый контрразведчик даже обвинил Элеонору в сексуальной связи с молодым человеком.
В конце концов дело дошло до президента. Разъяренный (что с ним бывало редко) Рузвельт распорядился ликвидировать то подразделение контрразведки, которое на основании данных, полученных путем установки подслушивающих устройств, вскрытия писем и, главное, собственных домыслов обвинило его жену в действиях, которые она никак не могла совершить. Франклин был выше каких-либо подозрений в адрес супруги и действовал во имя сохранения ее достоинства, а значит, и своей собственной чести.
Но когда Элеонора, выезжая за пределы Вашингтона, беспокоила мужа по мелочам, это вызывало его раздражение. Однажды он получил от жены гневное письмо по поводу того, что в каком-то почтовом отделении города Атланты существуют отдельные туалеты для белых и черных. Рузвельт, немало сделавший для уменьшения сегрегации, понимал, что одним ударом ликвидировать ее невозможно. На это письмо он ответил, что лучше бы супруга обращала больше внимания на хозяйственные дела, например на то, какую еду подают в Белом доме: шесть раз в неделю его кормили куриным мясом, а после выражения им недовольства стали давать на обед баранину — также шесть дней в неделю. Правда, смягчая раздражение, Франклин тут же переходил на шутливый тон, который, однако, не мог скрыть его истинных чувств: «Я дошел до такого состояния, что мой желудок явно бунтует, и это никак не помогает моим отношениям с другими странами. Я сегодня укусил двух [их представителей]». Недовольство Рузвельта кухней Белого дома не было показным. При всей своей непритязательности он даже кофе варил себе сам, убеждая Эллиота, что прислуга не умеет готовить его как следует.
Примерно таким же был результат, когда Элеонора вступилась за троих младших офицеров. Лишенные нашивок по решению квалификационной комиссии, установившей их служебное несоответствие, они нашли какие-то обходные пути, чтобы привлечь к себе внимание миссис Рузвельт. Та, в свою очередь, написала военному министру Стимсону, призывая его лично разобраться в этом деле. Чтобы не портить отношений с супругой президента, министр так и поступил. Убедившись в справедливости решения о дисквалификации, он затем заявил «пострадавшим»: «Если кто-либо узнает, что три молодых человека смогли решить свои дела через задние двери Белого дома, с демократией в Соединенных Штатах будет покончено».
Любопытный портрет супруги президента содержался в стихотворении неизвестного автора «Леди Элеонора», сохраненном в рузвельтовском архиве:
And despite her global milling, Of the voice there is not stilling, With its platitudes galore, As a gushes on, advising, Criticizing and chastising, Moralizing, patronizing, Paralyzing — ever more Advertizing Eleanor. ... Как величава и глобальна, Плюс голос, нудный максимально, Твердящий всё, что тривиально: То критикуя, проклинает, Парализуя, нападает, То помогая, поощряет. С рекламой дружит с давних пор. И это всё — Элеонор[40].
Оценки, данные первой леди в этом нелицеприятном стихотворении, были не столь уж далеки от истины. Представляется, что Рузвельт, при всём своем теплом отношении к супруге, с годами стал всё больше уставать от ее невероятной активности.
* * *
Американцы в последний раз услышали голос президента по радио 6 января 1945 года. До его кончины оставалось 96 дней. Это было в известном смысле завещание Рузвельта, который говорил в основном о своих надеждах, связанных с послевоенным устройством мира, о сложностях перехода к мирной жизни, о решимости преодолеть их. Последними словами этого обращения были:
