Подул ночной ветер, вздохнув среди ветвей деревьев у них за спиной; звук смешался с ритмичным гулом прибоя. Совсем рядом пролетела сова — так близко, что Алек расслышал шорох ее крыльев. Потом из тьмы донесся протяжный крик птицы.
Так они сидели некоторое время, прежде чем Серегил наконец заговорил. Голос его был еле слышен.
— Прости меня, Алек. Прости за все.
— Никто не винит тебя. Ты сделал то, что должен был сделать, как и все мы.
Короткий злой смешок Серегила заставил Алека вздрогнуть.
— Разве у меня был выбор?
На следующее утро они отплыли из бухты, держа курс на север. Все еще под позаимствованными парусами, «Зеленая дама» без приключений пересекла вражеские воды, хотя и послужила причиной некоторого переполоха в Нанте, пока Раль не предъявил свои бумаги.
Корабль два дня простоял на якоре, пока команда меняла паруса и запасалась провизией. Бека нашла дризида, который взялся лечить раны Микама и Серегила, после чего занялась приготовлениями к отбытию. Вместе со своими конниками она должна была отыскать свой полк. К вечеру второго дня Бракнил и Рилин раздобыли достаточно коней и припасов в дорогу; к тому же им удалось выяснить, что полк их находится в нескольких днях пути на север от Нанты.
Раль уступил свою каюту выжившим членам четверки Нисандера; Микам лежал там на узкой койке с ногой, забинтованной чистыми полосками льняной ткани. Усевшись рядом с ним, Бека откинула на спину длинную косу.
— По городу ходят слухи, что пленимарцев отогнали далеко за прежние границы, — сообщила она отцу. — Мы отправимся отсюда на северо-восток, пока не повстречаем скаланские войска, а уж от них узнаем последние новости. Микам стиснул ее руку.
— Будь осторожна, моя девочка. Война еще далеко не кончена.
Бека кивнула; волнение сжало ей горло.
— Клянусь Пламенем, отец, мне очень не хочется оставлять вас, но я должна вернуться. Я отправила некоторых своих конников вперед еще до того, как мы повстречались, и теперь должна удостовериться, что они благополучно добрались.
Микам с улыбкой отмахнулся от ее тревог.
— Я тут поговорил с твоим сержантом Бракнилом и еще кое с кем. По их словам, ты храбрый командир и хороший боец. Я тобой горжусь.
Бека крепко обняла Микама, почувствовав знакомую шершавость его щеки.
— Ну, мне ведь повезло с учителями, разве не так? Я только хотела бы…
— Чего?
Бека отодвинулась и провела рукой по глазам.
— Я всегда надеялась… ну, что, когда я наберусь немножко опыта, Нисандер найдет мне дело вроде тех, что поручает вам с Серегилом.
— Ну, об этом ты не беспокойся. В мире всегда достаточно тревог, чтобы люди вроде нас не сидели без дела. Смерть Нисандера тут ничего не отменила. Однако, сказать по правде, Серегил меня беспокоит.
Бека кивнула:
— И Алек тоже. Ведь видно же, как бедняга переживает из-за того, что Серегил стал таким молчаливым и нелюдимым. Что произошло между ними?
Микам со вздохом откинулся на подушку.
— Бедный Алек. Он и так не знает, что ему делать со своей любовью к Серегилу, а теперь еще и это. Серегил так ушел в себя, что я ума не приложу, чем кто-нибудь из нас может ему помочь.
— Может быть, он должен помочь себе сам. — Бека неохотно поднялась. — Как доберешься, позови Валериуса взглянуть на твою ногу. Мне все же не нравится, как выглядит рана. И передай маме и девочкам, что я их люблю. Пошли мне весточку, когда родится маленький братец.
— Позаботься о том, чтобы вернуться в целости и сохранности, слышишь!
Бека последний раз поцеловала отца и поспешила на палубу. Там у поручней в одиночестве стоял Серегил.
Они пожали друг другу руки; Серегил повернул ладони девушки к свету и провел пальцем по еще видным на них символам.
— У тебя не только волосы такие же, как у отца, но и сердце, — сказал он с намеком на свою прежнюю улыбку. — Всегда можно положиться на то, что вы явитесь, когда меньше всего ждешь и когда больше всего в вас нуждаешься. Да улыбнется тебе удача в сумерках, Бека Кавиш, и при свете дня тоже.
— И тебе я желаю удачи, Серегил. и да исцелит тебя Создатель, — тепло ответила Бека, испытывая облегчение даже от этого слабого проявления интереса к жизни. Серегил почти не раскрывал рта за все время плавания. — Благополучно доставь отца домой.
Алек ждал ее у лодки. Бека крепко обняла юношу и почувствовала ответную ласку.
— Отвези их обоих в Уотермид, — прошептала она, прижавшись щекой к его щеке. — И оставайся там, сколько сможешь. Бедный Нисандер… Не могу поверить, что он хотел бы, чтобы так все обернулось.
— Я тоже. — Алек сделал шаг назад, не выпуская ее рук.
«Он кажется теперь много старше», — подумала Бека, заметив печаль в глубине его глаз.
Когда Нанта скрылась за горизонтом, Алек спустился в каюту. Серегил сидел на краю койки Микама.
— Я нашел для тебя кое-что в Нанте, пока мы там стояли, — сказал ему Алек, протягивая какой-то завернутый в ткань предмет. Это оказалась маленькая арфа, такая же, как была у Серегила в Вольде. — Она, конечно, не сравнится с твоей, я знаю, — быстро продолжал Алек, когда друг развернул подарок и коснулся струн, — но мне подумалось… Ну, Микам все еще страдает от раны, и если ты будешь ему играть, ему станет полегче.
Это, возможно, была ложь во спасение, но Алек добился желаемого. Микам одобрительно подмигнул юноше, когда Серегил пристроил арфу на колене и взял несколько аккордов.
— Замечательный инструмент. Спасибо, — сказал он, не поднимая глаз. Серегил сыграл еще несколько нот, подбирая мелодию, потом провел пальцами по струнам, заставив их нежно зазвенеть.
Теро пришел, чтобы сменить Микаму повязку, и остался слушать. Серегил не стал петь, но играл одну мелодию за другой — печальные, но смягчающие боль.
Под эту музыку Микам задремал. Алек тихо сидел в углу, следя за лицом Серегила; тот играл почти весь день. Лицо его оставалось бесстрастным. Занавес молчания так и остался между ними.
Настроение Серегила как будто несколько улучшалось по мере приближения к Римини. Он стал чуть более разговорчив. хотя никогда не упоминал ни Нисандера, ни Шлем, гулял по палубе с Алеком или Теро, ел то. что ему подавали, без жалоб, но и без похвал и часами играл на арфе, находя облегчение собственным страданиям в том успокоении, которое музыка приносила Микаму. Микам и Теро радовались этим переменам, но Алек, деливший с Серегилом матрац на полу каюты Раля, видел, как дрожит и стонет во сне его друг каждую ночь. Предчувствие, пугающе похожее на то, что привело его в «Петух» той ужасной ночью, заставляло юношу по возможности не оставлять Серегила одного. Тот человек, которого он узнал за последние месяцы, исчез; на его месте теперь оказался молчаливый незнакомец с отсутствующим взглядом.
