Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 180
Киона была одна в комнате Лоры и Жослина. Решив, что она уснула, они на цыпочках вышли за дверь. Уютно устроившись посреди широкой кровати, девочка разглядывала деревянный резной цветок на шкафу. Снаружи выл ветер, качая деревья, покрытые снегом.
«Если бы я была птицей, то сидела бы сейчас в своем гнезде, в укрытии, — думала она. — Или была бы лисенком в норе. Но я хочу быть нормальной девочкой и чтобы мама вернулась!»
Ее хорошенькое личико сморщилось, и она беззвучно заплакала. Правой рукой она коснулась медальона с Пресвятой Богородицей, который ей подарил отец и который раньше принадлежал его прабабушке Альетте. Украшение не защищало ее так сильно, как амулеты, брошенные в огонь главной монахиней того ужасного пансиона, из которого ее вытащила Эрмина. «Мама просила нашего старого шамана вложить много магии в амулеты. Они мне нужны, чтобы больше ничего не видеть», — подумала она, раздираемая гневом и горем.
Кионе было совсем непросто общаться со вселенной и неприкаянными душами людей — живых или мертвых. Между тем боги, наградившие ее этими невероятными способностями ясновидения и билокации, казалось, щадили ее. Девочка не имела доступа к сценам, которые навсегда сломали бы ее или лишили разума. Так, она не могла присутствовать при массовом истреблении тысяч евреев и цыган в лагерях, созданных в Германии и Польше, но ее юная невинная душа улавливала волны страдания и отчаяния, которые ослабляли ее и мешали радоваться жизни.
Никто из детей и взрослых, окружавших Киону, не догадывался, что она целыми днями только делает вид, что веселится, играет, хочет есть. Луи единственный подозревал, что она несчастна. Но он считал это естественным, поскольку его ангел, как он до сих пор ее называл, потерял свою мать.
Мадлен пыталась ее расспросить и приласкать, но большую часть времени она все же посвящала Акали, которую считала своей дочерью.
«Это должно прекратиться, — твердила Киона, укрывшись одеялом до самого носа. — Я хочу, чтобы Мина была здесь вместе с Тошаном». Судьба ее сводного брата внушала ей сильную тревогу. Она упрекала себя за то, что не увидела ничего конкретного и важного. Отличаясь ранним умственным развитием, она понимала, что необходимо было узнать название места: французского города или деревни. Но для того чтобы получить эту информацию, ей следовало сконцентрироваться на поиске Тошана. «Я не хочу. Эти солдаты меня слишком напугали! Они несли с собой смерть».
Странно, но это навело ее на мысли о Людвиге. Он носил ту же фашистскую форму, однако был совсем другим. Она сразу увидела в нем человека безгранично доброго и милого.
— Бедный Людвиг, бедная Шарлотта, — вполголоса произнесла она. — И бедный Симон…
Старший сын Маруа явился ей как-то вечером, когда она молилась в пустом классе. Киона часто молилась, спрятавшись от всех. Комната, где мадемуазель Дамасс давала им уроки, была выбрана ею для этих целей. Она любила пробраться туда тайком, коснуться пальцами своей парты, вдохнуть особый запах мела, чернил, учебников, выстроившихся на полке. Неделю назад, когда она усердно читала «Отче наш», чье-то присутствие рядом заставило ее повернуть голову. Возле стола учительницы стоял Симон. Он смотрел на нее с невыразимой улыбкой, полной любви и покоя. Никогда еще он не был так прекрасен: волосы его блестели, а лицо было словно озарено изнутри.
Киона внимательно посмотрела на него, одновременно радуясь и печалясь, потому что он был мертв и не мог показаться другим людям. Вскоре он исчез, но оставил девочке чудесное послание: он спокоен, свободен и счастлив.
Она пообещала себе рассказать об этом Эрмине, но только ей. Этот визит из другого мира не давал ей покоя, и на то была причина. «А как же мама? — спрашивала она себя с того вечера. — Почему мама не приходит меня проведать?»
Этот вопрос продолжал мучить ее, лежащую на огромной кровати. Лора оставила гореть ночник, розовый свет которого создавал в комнате особую атмосферу.
— Мама? — тихо позвала Киона. — Тала?
Но бессмертная душа прекрасной индианки не соизволила появиться. Девочка разочарованно всхлипнула. Незаметно ее веки отяжелели и закрылись. Она провалилась в глубокий сон.
Когда она проснулась, возле кровати сидел Жослин. Вид у него был встревоженный.
— Папа, теперь я знаю! Я видела каменный столб, а наверху написано название темно-синими буквами: «Монпон». Тошан там, во Франции… В отеле Монпона.
— Ты уверена? Монпон?
— Да, папа, и скоро там произойдет нечто ужасное, — добавила Киона, и ее золотистые глаза наполнились печалью.
Париж, суббота, 20 марта 1943 года
Эрмина разглядывала свое отражение в зеркале уборной. Ее гримерша Жанина, темноволосая девушка, чем-то напоминавшая Шарлотту, заканчивала припудривать ей лицо, продолжая разговаривать:
— Вы действительно очень красивая Маргарита! Вам нравятся ваши косы? Я не стала заплетать их слишком туго, чтобы сохранился объем.
— Все замечательно, Жанина, не беспокойтесь.
Эрмина уже находилась во власти непреодолимого страха. Биение сердца казалось ей замедленным. Ее бросало то в жар, то в холод, и она боялась лишиться чувств.
— Господи, я умираю от страха! Если бы вы только знали, как я мечтала петь в Парижской опере! Но сейчас, почти достигнув цели, мне хочется убежать куда-нибудь подальше.
Жанина кивнула с грустной улыбкой и нанесла немного помады на ее губы. Роскошный наряд Эрмины состоял из широкой красной юбки с вышивкой, шелковой белой блузки с головокружительным декольте и корсета из черного бархата, приподнимавшего ей грудь.
— Я чувствую себя голой. Костюм, в котором я выступала в Капитолии в Квебеке, был не таким красивым, но более целомудренным.
— Да сам сюжет этой оперы неприличен, — ответила Жанина, развеселившись. — Старый врач, заключивший договор с дьяволом, чтобы помолодеть и соблазнить красивую и очень целомудренную девушку! Меня это всегда шокировало. Вам обязательно нужно свести с ума этого Фауста, а заодно и парижскую публику.
— Включая всех этих немецких офицеров, которые приходят сюда в компании своих любовниц или в поисках любовных приключений…
В процессе репетиций, включая генеральную, состоявшуюся после обеда, Эрмина подружилась с Жаниной, а также с некоторыми танцовщицами из кордебалета. Для нее было настоящим удовольствием ходить по коридорам Дворца Гарнье, подниматься в танцевальный класс, чтобы понаблюдать за тренировкой балерин. Зрелище казалось Эрмине феерическим благодаря музыке, Легкому стуку пуантов по паркету и воздушным движениям множества грациозных юных тел, стройных и мускулистых.
Никогда она не забудет тот вечер, когда Октав пригласил ее на единственное представление «Лебединого озера» Чайковского. Они сидели в ложе слева от сцены, и Эрмина пережила незабываемые мгновения.
Восхищенная романтичной музыкой русского композитора, покоренная похожими на пушистый снег костюмами танцовщиц, она полностью отдалась магии балета. К этому прибавилось удовольствие от ее дивного вечернего платья из темно-синей тафты, любимых украшений и красивой высокой прически. Дюплесси в смокинге щеголял рядом, изображая удачливого любовника.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 180
