На рассвете следующего дня – иными словами, на рассвете первого дня месяца джарега, в первый год Междуцарствия – все оставалось по-прежнему, и должны мы заметить, что беспокойство за судьбу Кааврена, а также за Мику, Сахри и Фоунда (и Даро, конечно, если говорить о Кааврене) отодвинуло на второй план все, что произошло с Империей, хотя, разумеется, события предыдущего дня то и дело всплывали в разговорах. Однако, когда друзья вспоминали об императоре, Империи или Орбе, они старались избегать этих тем, как будто у каждого появлялись мысли, которыми им не хотелось делиться с остальными.
На второй день Междуцарствия Кааврен наконец пришел в себя, – впрочем, ровно настолько, чтобы выпить немного воды и съесть чуть-чуть бульона, который принесла Стюард и подал ему сам Айрич. Немного подкрепившись, Кааврен снова провалился в сон и очнулся только глубокой ночью.
– Даро? – первым делом спросил он.
– Еще не приехала, дорогой друг, – ответил Пэл, который сидел один в темной комнате.
– Она обязательно приедет, – дрогнувшим голосом проговорил Кааврен.
– Несомненно, – успокоил его Пэл. – Даро, конечно же, приедет. Как вы себя чувствуете, друг мой?
Но Кааврен снова погрузился в сон. Когда на следующее утро друзья собрались у его постели, он все еще спал и казался чересчур бледным и измученным. Обсуждая его состояние, они пытались понять, что можно сделать в отсутствие врача.
– Я не особенно сильна в целительстве, – проговорила Тазендра, – однако, если бы я могла связаться с Орбом, я бы помогла нашему бедному другу.
– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Пэл. – Но мы не должны терять надежду. Я уверен, что скоро с неразберихой будет покончено, и новый император, кем бы он ни был, быстро наведет порядок. Вы со мной согласны, Айрич?
– Не знаю, – ответил лиорн. – Вчера я бы не стал с вами спорить, однако мне еще ни разу не приходилось слышать, чтобы прошел целый день, а об Орбе не было ни слуху ни духу. Если я не ошибаюсь, нас транспортировали, или, если можно так выразиться, телепортировали сюда почти девяносто часов назад. Иными словами, идет уже третий день...
– Да, вы правы, – поддержала его Тазендра. – Тем не менее... что такое?
– Кто-то к нам приехал, – проговорил Айрич и с некоторой опаской посмотрел на дверь.
Через несколько минут вошла Стюард и сообщила:
– Фоунд вернулся.
Айрич пожал плечами и спросил:
– Один?
– С ним еще два теклы, один лежит на чем-то вроде носилок, складывается впечатление, что по дороге он потерял кусок ноги.
Айрич еще раз пожал плечами, всем своим видом показывая, что слуги приехали вовремя. Тазендра вскочила на ноги и выбежала из комнаты, чтобы поздороваться со своим верным Микой, Пэл и Айрич остались у постели Кааврена.
– Я рад, что им удалось спастись, – заметил Пэл.
– Да, я привык к Фоунду, и мне бы его не хватало, – кивнув, проговорил Айрич. – Да и Мика – если можно так выразиться – стал практически членом семьи.
– А знаете, вы совершенно правы, – согласился с ним Пэл, – мы как члены одной семьи. Разве не странно, что наша дружба пережила все испытания, выпавшие на ее долю за столько лет?
– Странно? – переспросил Айрич. – Считайте так, если хотите.
– А вы? Как вы считаете?
– Скажите, вы верите всему, что рассказывает о себе Тазендра?
– Уверяю вас, ни в малейшей степени, – рассмеявшись, ответил Пэл.
– Ну, в таком случае вам не следует верить и всему, что вы думаете о себе.
Пэл нахмурился, и в глазах у него появилось нечто напоминающее гнев.
– Я не понимаю ответа, который вы оказали мне честь дать.
– Неужели? – удивился Айрич. – Тогда давайте скажем так: наша дружба поднимает нам дух и помогает в трудную минуту, потому что мы ее заслужили. Все очень просто.
Мы не знаем, что ответил бы ему Пэл, потому что в комнату, пылая от гнева, влетела Тазендра.
– Боги! Погиб весь город!
Пэл вскочил на ноги.
– Что вы такое говорите?
– Мика рассказал мне, что Драгейра разрушена до основания.
– Невозможно, – не поверил ей Пэл.
– По пути они встретили множество людей, спасающихся бегством из разрушенного города, и все твердят о катастрофе, которую и представить себе невозможно. Сахри и Фоунд, – добавила она, – говорят то же самое.
Пэл и Айрич обменялись взглядами, а потом сказали:
– Давайте сходим и расспросим их сами.
– Пожалуйста, – слабым голосом попросил Кааврен, – приведите их сюда, я тоже хочу послушать.
– Друг мой! – вскричал Айрич. – Вы проснулись!
– Ну... – протянул Кааврен.
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше послушаем, что они нам расскажут.
Трое друзей обменялись вопросительными взглядами, потом Айрич весьма выразительно пожал плечами, после чего без лишних слов привели Сахри и Фоунда, а также приказали внести на носилках Мику. Совет продолжался несколько часов, и каждого из слуг самым тщательным образом расспросили о том, что произошло в городе.
Постепенно до всех начало доходить, какая страшная катастрофа произошла в Драгейре, – помогли рассказы слуг, а также переложение их бесед с беженцами. Мика говорил почти шепотом, отказавшись от энергичного стиля повествования, который он перенял у своей хозяйки. Сахри, время от времени добавлявшая какие-то подробности, показалась всем такой притихшей, какой они ее никогда не видели. Да и Фоунд, несмотря на то что его манеры не изменились, производил впечатление человека, глубоко потрясенного увиденным.
В дополнение к печальному повествованию периодически прибывали беженцы, которых Стюард кормила и размещала на ночь в одной из хозяйственных построек, а затем приходила и сообщала о том, через какие ужасы им пришлось пройти. Айрич сочувственно кивал, Тазендра вскрикивала от негодования, а Пэл своим уверенным спокойным голосом задавал вопросы, – впрочем, на них редко находились ответы. Кааврен за все время не произнес ни слова, словно полностью погрузился в собственные мысли.
Нет никакой необходимости испытывать терпение читателя и во второй раз пересказывать то, что он узнал, причем с большими подробностями, из предыдущей главы. Скажем только, что день близился к вечеру, а настроение наших друзей становилось все более мрачным, в их души начал закрадываться страх.
В какой-то момент, глядя на Мику и Сахри, которые самым бесстыдным образом держались за руки, Айрич повернулся к Кааврену и сказал:
– Вы беспокоитесь о графине?
Кааврен с трудом сглотнул и едва слышно ответил:
– Я бы знал, если бы с ней что-нибудь случилось. Вне всякого сомнения, я бы понял. – Однако тон, с которым он произнес эти слова, говорил сам за себя.
