***
Нет, подумал Лэйд, они не могли попасться так глупо. Это ведь западня на дурака, Бангорский Тигр почуял бы ее за милю. Он ведь потому и выживал так долго, что всегда чуял западни и ловушки – чуял не разумом, а своим тигриным нутром. Он всегда…
Скрип. Кто-то поднимался по лестнице. Неспешно, размеренно переставляя ноги. Один, понял Лэйд, безотчетно напрягая слух, но облегчения эта мысль не принесла. Судя по скрипу, человек, спешивший познакомиться с незваными гостями «Шпоры», был тяжел, точно взрослый першерон[4] – лестница не без труда выдерживала его тяжесть.
- Уилл.
На миг ему показалось, что Уилл уже мертв – взгляд пустой, а широко распахнутые глаза отливают оловом, как отполированные пустые миски. Только тело его, уже тронутое трупным окоченением, каким-то образом все еще удерживается на ногах.
- Уилл, слушайте внимательно, - Лэйд перекрестил пустой дверной проем стволом револьвера, проверяя, как слушается прицел, - Потому что от этого зависит очень многое. Мы с вами угодили в ловушку, но быть может, еще сумеем выбраться. У меня всего пять патронов и, судя по тому, что я слышу, этого может не хватить. Не говоря уже о прочих игрушках. Как только я закончу стрелять – бегите изо всех сил. Через дверь и прочь отсюда. Если сможете добраться до Канцелярии, найдете полковника Уизерса и все ему расскажете. Вы слышите меня? Черт побери, слышите?
Уилл несколько раз моргнул. Он походил на человека, находящегося в состоянии кататонического ступора[5]. Пожалуй, подумал Лэйд, ощутив на лице острую тигриную усмешку, если его самого начнут разделывать, как этих несчастных на стене, он даже не почувствует боли.
Нет, поправил он себя, не думай об этом. Уиллу-то как раз ничего не угрожает. Он пользуется правом экстерриториальности. Это значит, ни одно живое существо в Новом Бангоре не сможет причинить ему вред. В отличии от него самого.
Скрип.
Лэйду пришлось поддержать левой рукой напряженную правую – револьвер стал весить по меньшей мере двадцать фунтов[6], и весь этот вес приходилось удерживать на весу скрипящими от напряжения пальцами.
Скрип.
Он ощутил новый запах, вторгшийся в заполненный некрозной плотью амфитеатр, запах тяжелый и властный, вытесняющий въедливую вонь формалина и карболки. Он походил на запах человеческого пота, но только усиленный в сотни раз и куда более едкий, к которому примешивался тошнотворно сладковатый мускусный аромат. Словно люди, неспешно поднимавшиеся по лестнице, потели уксусной кислотой.
Скрип.
Тяжелые мерные шаги. Сколько же он весит, подумал Лэйд, ощущая как слюна во рту делается тягучей и густой, точно еловая смола. Фунтов, должно быть, четыреста, не меньше[7], настоящий исполин, по сравнению с которым даже он, Лэйд Лайвстоун, сойдет за тощего мальчишку.
Пять пуль, подумал он, жестко фиксируя локоть и готовя его к отдаче. Пять тяжелых пуль системы Адамса весом по двести двадцать пять гран[8] на таком расстоянии свалят даже несущегося во весь опор быка, не то что самоуверенного толстяка. Если только…
Скрип.
Совсем рядом. Выждать еще секунду – и тогда уж наверняка. В голову, промеж глаз. Вышибить поганые мозги на стену и…
Что-то шевельнулось в дверном проеме. Что-то слишком массивное для человеческой фигуры. Человекоподобное, но скроенное так странно, что Лэйд замешкался. Его сбитые с толку рефлексы, заставившие указательный палец вновь вплавиться в холодную сталь спускового крючка, будучи не в силах распознать цель, не могли подать команды.
А потом существо, хрипло выдохнув, протиснулось в дверной проем и Лэйду вдруг показалось, что его сознание съеживается внутри черепа до размеров маленькой едва пульсирующей искры, окруженной космическим холодом пустого пространства.
Он не знал, где и при каких обстоятельствах родилось это существо, обосновавшееся в «Ржавой Шпоре» с уходом членов клуба и сделавшееся его хозяином. Но знал, что оно родилось не в человеческой утробе, хотя когда-то могло именоваться человеком. Его искаженные черты были отчетливо человекоподобны, но лишь все вместе, в совокупности друг с другом, потому что по отдельности были чудовищно гипертрофированы, избыточны и пугающе нечеловечны – как у гротескной скульптуры, высмеивающей само устройство человеческого тела.
Он был огромен – настолько, что ему пришлось пригнуться, чтобы огромная голова, украшенная парой мощных закрученных рогов прошла в проем, не задев притолоки. Огромен и чертовски тяжел.
Не четыреста фунтов – все шестьсот[9], механически прикинула та часть рассудка Лэйда, что осталась не придушена ужасом и теперь вхолостую крутила невидимые и бессмысленно щелкающие рассудочные шестерни, не связанные более с телом. И отнюдь не жир. Под алой, гладкой и лоснящейся, как сырое мясо, кожей отчетливо были видны мышцы, чье расположение лишь местами соответствовало человеческой анатомии, по большей части они крепились к костям, которых не было в человеческом скелете. Эти мышцы ворочались на своих местах, напоминая жирных узловатых угрей, въевшихся под кожные покровы и копошащихся под ней, извиваясь и переплетаясь друг с другом. Чудовищная мощь, отвратительная в своем гипертрофированном сверхчеловеческом строении – так мог выглядеть Адам, заключенный на тысячи лет в ад, где Люцифер в порыве своей садистской страсти истязал его, перекраивая сотворенное некогда Господом тело, придавая некогда совершенным чертам изуверское и в то же время нечеловечески-изящное строение.
Он был алым, точно минуту назад искупался в парной крови, и вынырнул, еще влажный, окутанный багряной мантией, сладостно отфыркивающийся и полный сил до треска в бугрящихся подкожными волдырями мышцах. Стоило ему войти, как позади него распахнулись тяжелые кожистые крылья, пронизанные поперечными костяными отростками и трепещущие за спиной.
Из распираемой мышцами шеи, толстой, как древесный ствол, торчала голова, увенчанная двумя парами тяжелых изогнутых рогов, похожих на буйволиные. Словно в насмешку над искаженным телом неизвестный скульптор пощадил его лицо, оставив ему отчетливо человеческие черты, но и те несли на себе отпечаток противоестественной природы, страшную печать родства с Ним. Губы были вывернуты наизнанку и напоминали куски сырого мяса, между которыми виднелись, точно обломки кости, неестественно белые зубы. Из-под тяжелого покатого лба на Лэйда смотрели лишенные век глаза, пронизанные багровыми кровавыми жгутами капилляров, в центре которых располагалась несимметричная клякса серого зрачка.
Чудовище распахнуло пасть, ощерив частокол выпирающих из обнаженного кровоточащего мяса зубов, отчего по всей комнате, заглушая вонь бальзамированных тел, распространился кисло-сладкий аромат уксусной эссенции.
- Добрый день, джентльмены, - в темной расщелине пасти шевельнулся узловатый, похожий на высохшую и полусгнившую змею, язык, - Приятно
