глаза посмотрит? А народу только сенсации подавай. Сидит себе по корчмам и кафе и хихикает в усы:
— Смотри-ка ты, ай да Цоне Медведь: в тихом омуте черти водятся! Годами любовь крутил, а никто и не знал ничего…
И уже все интересуются не результатами поисков, а пикантной историей с Дешей. Я же говорю: народу только сенсации подавай.
Вроде бы председатель и принципиальный был, и воспитанный — перед пенсионерами шляпу снимал, — а тут вдруг стали поговаривать об аморалке…
Был бы Цоне Медведь здесь, он бы показал всем этим болтунам кузькину мать, всыпал бы им по первое число! Но вот нет человека, народ и рад позлословить за его спиной.
В тот же день к жене председателя (законной) приходит Джумба, директор ресторана. В Кривне один ресторан, другого нет, но и во всем округе второго такого Джумбы не сыскать!
— Так, мол, и так, тетка Донка, — начинает издалека Джумба, — знаю, что сейчас тебе не до меня, но что поделаешь: на этом свете каждый о своем интересе думает. За председателем, понимаешь ли, должок остался. Как тебе известно, раньше, когда мы были околийским центром, для руководства имелся спецмагазин. Потом не стало центра — и магазин закрыли. Да оно и правильно, не по рангу нам теперь такой магазин. Ну, а председатель, как ты знаешь, у меня отоваривался. Я для него был и бакалейной лавкой, и мясной, и овощной, и посудной. «Неудобно мне, — говорит, — в очередях торчать…» Оно, конечно, так. Председатель ведь, о чем речь! Но вот… уже год, как ничего не платил. Раньше, когда он был жив, — да нет, я не хочу сказать, что помер, но сгинул же, — так вот, раньше, когда он был жив, я все надеялся, что расплатится. А нет, так при случае услугу бы мне какую оказал, и были бы в расчете. Но теперь вот его нет, и я из-за него не намерен попадать за решетку. Понимаю, что тебе не до меня, но… пока суд да дело, рассчитаться бы надо.
Речь Джумбы у дома председателя прозвучала как гром среди ясного неба и поразила всех больше, чем даже само исчезновение городского головы.
Слава богу, что не перевелись еще в Кривне признательные и благородные люди. Они обрушили на Джумбу свой искренний гнев:
— Неблагодарный! Стервятник! При жизни председателя целыми днями как собака вокруг него вертелся. А сейчас детей его по миру пустить хочешь?!
— Почему же это я стервятник?! — отбивался Джумба. — Ресторан не мой, с чего это я его буду бесплатно кормить. Был бы он жив, говорю же, не стал бы настаивать, но ведь как знать, жив ли…
— Так ему и надо, председателю! — продолжали возмущаться почтенные граждане. — Говорили ему: «Давай уберем этого ворюгу. Давай поставим на его место молодого. Кругом полно молодых людей, с образованием…» Но Цоне Медведь ни в какую: «Джумба — старый волк в общепите, опыт у него». Вот и показал зубы старый волк!
Люди все же больше верили пока что председателю, чем этому разбойнику.
Но… видать, правда: дыма без огня не бывает. На следующий день заговорил и фининспектор совета Порфириев. Узнав, что поиски ни к чему не привели, он вдруг заявил, что за председателем числится три тысячи левов подоходного налога. Сумма была великовата даже для человека с председательским окладом, и народ выразил сомнение: откуда, мол, такой большой налог?
— Пусть еще жена спасибо скажет, что за прошлые годы ничего с них не беру. У них же в личном пользовании целый гектар огорода, — отвечал фининспектор. — Где вы это видали? Одного лука-сеянца десять тонн собирают! А тмина сколько у них посеяно? Только стебли его на рынке по два пятьдесят за килограмм идут…
— Ну хорошо, — говорят Порфириеву, — а почему же ты до сих пор молчал? Почему только теперь, когда человек пропал, ты вдруг вспомнил о его налоге?
Фининспектор, однако, за словом в карман не лез. Несколькими словами он заткнул рты всем «почемучкам»:
— Когда он был председателем, за все сам отвечал. А раз его нет, значит должен платить как рядовой гражданин. Если же вы такие прыткие, занимайте мое место и облагайте председателя подоходным налогом! Ну, прошу! Пожалуйста, приступайте…
А что, прав ведь. Облагать председателя налогом — не всякому это под силу. Отвага требуется, и не малая. Вот уж точно: как на медведя идти!
Весы стали клониться в другую сторону. О Цоне Медведе заговорили в ином тоне. Надо же, какой, оказывается, тип был наш председатель, а никто и не ведал!
Находились и трезвые головы. Эти граждане призывали:
— Попридержали бы язык! Вернется председатель, от Джумбы и Порфириева мокрое место останется! Насчет Деши — тут особь статья, дело житейское. Он бы простил. А вот всей остальной болтовни, даже если это все и так, председатель и на том свете не простит!
Но нету ведь человека. Умер ли, погиб ли где на дорогах — нет его, чтоб цыкнуть на всех этих кляузников и показать им, где раки зимуют! Бедная его женушка от горя аж голос потеряла, слова уже вымолвить не может. И вдруг на площади у общинного совета раздался крик:
— Идет, иде-ет!..
Кто идет? Председатель? Вот теперь он задаст жару!.. Тьфу, чтоб тебе, напугал всех до смерти…
К зданию совета шел, стуча палочкой, дед Нойо. Шел старик, и на груди у него позвякивало множество орденов и медалей. Дед Нойо не в одной войне воевал, не раз получал награды за ратные подвиги. А за какие именно, уже не помнит. При параде он обычно появляется только перед пионерами, когда рассказывает им о сражениях и тем способствует их патриотическому воспитанию.
В других городах есть свои ветераны партии и бывшие партизаны и связные. Даже ополченцы, герои боев на Шипке, есть. А в Кривне ничего такого нет. Городок всегда оказывался в стороне от бурных событий истории, здесь всегда царили тишина и покой.
— Если еще и дед Нойо помрет, — говорил директор школы, — не знаю, что будем делать с
