Второго «пришествия» я точно не вынесу.
– Не ты ли говорил, что Богов не существует и ответа ждать не стоит?
– Я уже ни в чём не уверен. Может, одни из нас всё же были достойны? – и чуть тише, опустив голову, пробормотал: – Хотя в чём тогда смысл обряда «»? Мы с ним оба жили бы где-нибудь в небе и иногда являли себя людям. Не худшее перерождение…
– Я что-то не припомню?
Но Яромир быстро вернулся к главной теме обсуждения:
– Когда Мороз вернётся, второго шанса уже не будет. Уверен, одна неудача не остановит, он попробует снова.
– Но что я могу сделать в этих оковах? Одно их слово, и побегу делать, что скажут, – Элина опустилась на колени, едва ли чувствуя ноги. – Хорошо, что Денис зарылся в своём склепе. Боюсь представить, какая богатая у него фантазия.
– Раньше «название» пользовались, чтобы сдерживать силы. В дни Равноденствия и Единства мы входили в Чернолесье, лишь заковав себя ими. Так избегались кровопролитья севера и юга. Не всегда конечно все честно следовали законам Волхвов, но мне хочется думать, в ответ получали не меньшего горя.
– А подчинение воли?
– Кто-то очень способный приложил руку к этому. Мастер своего дела.
– И что мне остаётся?
– Надеяться, что пропажу заметят?
Истерический смех застрял где-то в горле.
– Не говори, что ты серьёзно. Посмотри хотя бы на этих двоих. Их обоих бросили, даже не стали искать.
– Ежели всё так, как ты говоришь, считай, нам обоим конец.
В лесу стало неспокойно. Он вдруг ожил криком птиц, скрипами и шорохами. Сухие ветки затрещали под натиском ветра.
Элину посетило плохое предчувствие. И словно в подтвержденье по вытоптанной дорожке меж двух избушек показалась человеческая фигура. В исхудалом тонком силуэте легко было признать Диму. Лицо его словно стало ещё белее, а походка нелепее. Кажется, он хромал? Но стоило приблизиться, и Элина поняла – нет, не хромал. За собой по земле он волочил бездыханное тело.
Тот ребёнок?
Она боялась даже смотреть. Почему Дима делал это? Почему все они делали это?
Яромир молчал. Не заметив и отблеска золотых кудрей меж прутьев, Элина поняла, что тот спрятался. Оставил один на один с убийцами и маньяками.
Однако Дима пока не обращал на неё внимания. Действовал как на автомате, а возможно и вовсе позабыл о нежданном пополнении. Обойдя алтарь, он поплёлся к одной из избушек: сохранившейся лучше всех, с затворёнными ставнями и дверью. Постучал и крикнул:
– Вставай, давай. Хотел себе ужин, вот, пожалуйста.
Хоть и приглушённо, но ответ слышался чётко:
– Вообще-то завтрак!
Денис, не заботясь, вылез через пустое окно. Он и правда выглядел так, будто только проснулся: раздражённый и растрёпанный.
– Да положи хоть на камень. Не буду же я с пола есть, – тут же взялся приказывать.
Элина, понимая, что идут они в её сторону, подскочила и хотела уже бежать и прятаться, да только не успела. Денис разулыбался и выкрикнул, нисколько не заботясь о тишине этого места:
– Жди нас! Стой на месте!
Оказывается самое худшее, это просто стоять и видеть приближение своего проклятья. Внутри страх смешался с ненавистью. Борись, не подчиняйся! Только ведь усвоила урок! Но видимо на самом деле недостаточно в ней было желания – наручники лишь теплели да слабо светились.
С усилием Дима поднял ребёнка и уложил на алтарь, на котором ещё недавно была распластана сама Элина. Денис от нетерпения ходил по кругу, поигрывая ножичком, выхваченным из рук Димы.
– Скажи же, любопытно. Хочешь посмотреть?
– Не хочу.
– Как жаль, что мне плевать. Я-то хочу себе поклонницу.
Но Дима не дал закончить, когда заключил:
– Всё готово.
Денис отвлёкся и теперь переключил всё внимание на жертву. Элина не намеривалась нарушать обещаний: уставилась себе под ноги и пыталась считать мелкие камешки. Один, два… Ей помешал задушенный стон, тихий и почти не слышный. Значит, не убил! Но подняв взгляд, она быстро позабыла о мимолётном облегчении. Денис припал к распоротой ладони и слизывал кровь, смакуя, как хорошее вино. Блаженство на лице говорило за него. Чёртов безумец, вампир, маньяк. Осталось ли в нём хоть что-то человеческое?
Элина смотрела так долго, что не заметила, как закружилась голова, а сердце забилось бешено и загнано. Словно для себя устроила пытку, продолжала смотреть, и смотреть, и смотреть…
А потом резко очнулась.
– Вы что творите!? Хватит! У вас совсем уже совести не осталось?
Она схватила Дениса, но смогла оттащить едва ли на метр. Быстро вырвавшись, тот не оценил её храбрости и, угрожающе нависнув, приказал:
– Не двигайся.
Тело расслабилось, отдавая волю чужому. Но вот рот ей пока не заткнули, так что Элина не стала сдерживаться.
– Вы просто отвратительны! Ты отвратителен! Жалкий и мерзкий! Как можно причинять боль абсолютно беззащитному человеку!? Да на твоём месте я лучше бы умерла, чем убивала других и превращалась в настоящее чудовище! Твоя жизнь!..
Впервые за всё время она увидела настоящего Дениса, без шуток и насмешек, в которых прятал свои страхи. Он липкой рукой толкнул её, так что копчиком ударилась о монолитный камень. Острый подбородок дрожал, взгляд горел превосходством и силой. Окровавленные губы растянулись в издевательской усмешке.
– Ах, очаровательно. Настоящая Святая, посмотри! Последнюю рубашку снимешь, глоток воды отдашь… Только и думаешь о благе других. Молодец. Это меня и бесит. Неужели до сих пор веришь в «мир, дружбу и жвачку»? Я бы показал тебе, какого это быть мёртвым куском без плоти и памяти. Но лучше помогу избавиться от детской наивности.
Элина почувствовала, как в руке появилось нечто холодное и тонкое. Догадка прострелила шоком. Ещё до того, как он успел что-либо сказать, ею завладела паника.
– Нет. Нет, я!..
– Ну-ну, неужели боишься? Бесстрашная Святая, надежда трёх миров! Но пока что я не заставляю переходить черту. Всего-навсего окажи мне услугу и отрежь руку.
От одних только слов её затошнило, а в голове зашумело. Она зажмурилась. Она готова была умолять. Она не хочет, она не сможет, она!..
– Пожалуйста…
Но Денис вошёл в раж, и хотел выместить злобу, утвердить правоту. Показать, где её место и в чьих руках она, в чьих руках власть.
– Это приказ. Отрежь руку. Вот эту, например.
Элина сопротивлялась. Тело онемело и пылало, словно в лихорадке, ведь его разрывало на части. Незримая битва не на жизнь, а на смерть. На свою, на чужую – разве есть разница? От боли и ожесточённого напора, казалось, голова вот-вот взорвётся. Наручники раскалились докрасна, оставляя новые ожоги.
Борись, борись, борись.
Ты не как они. Ты не убьёшь. Ты не ранишь.
Ты не станешь монстром!
Но всё сосредоточие мысли рухнуло, когда Денис стал снова и снова повторять приказ, а затем и вовсе вцепился пальцами и потянул вперёд. Элина пыталась абстрагироваться, не слушать, найти равновесие, но капля за каплей и дамба прорвалась, смывая и уничтожая всё.
Бессилие мысли, бессилие воли.
Единственное, что она
