этому делу…
— Из гроба подписывали? Уже после того, как ты их, этих «вкладчиков», оприходовал? — осведомился я. — Неудивительно, от твоих орденов несет падалью.
— Ну, какой смелый! — умилился Скоур. — Какой храбрый. На язык. Твой язык я отдельно заформалиню. Буду настаивать на нем, как на белом корне, галлюцинаты. Он такой едкий, что хватит надолго. Молчишь? Не забывай, что больше тебе не предоставится возможность выбирать самому, потом я буду выбирать за тебя все. Ты будешь сидеть за моим столом и смеяться тогда, когда я тебе прикажу. Иногда я позволю тебе повозиться с моими подружками. Прямо среди тарелок, на бис. Я люблю такие показательные выступления. И гостям нравится. Секс будоражит моих покойников. У некоторых я даже оставляю — чем. Забавных упражнений насмотришься. Ты увидишь, как женщины будут содрогаться от прикосновения твоих скользких рук! Как будут кричать, чтобы ты их оставил! Живые тебя будут без особой охоты любить только после голодной диеты, за тарелку еды! Ты и свою Дуаре сможешь видеть в объятиях Скоура, в чьих жилах течет яркая живая кровь… и утром, и вечером… я люблю заниматься этим делом до завтрака и после ужина. Так что с живыми у тебя будут проблемы. А вот мертвеньких я тебе предоставлю сколько захочешь, им понравится чмоканье холодных губ.
— Как жаль, что я не знал твою маму, ублюдок, — сказал ему я.
— И ты туда же… — расхохотался Скоур. — Ну какие вы вежливые люди! Ты уже решил, как умрешь?
Я попал в безвыходное положение.
Мне в живот упирался остро заточенный меч. Хвататься за него нельзя, так как он был обоюдоострый, я бы сразу потерял все пальцы. Но ничего другого мне не оставалось. Я не мог позволить себе, подобно овце, покорно подставить свой живот под нож мясника.
— Ну что ж, тогда по выбору пользователя, приступим… — Скоур занес руку с мечом для удара. И вдруг что-то над ним мелькнуло так быстро, что я даже сообразить не успел. И он упал, не выпуская меча… На пол…
Дуаре!
Она стояла за его спиной у стола, заваленного барахлом, которым так дорожил Скоур, перед бредовой коллекцией предметов сомнительного искусства. И когда я застыл напряженно в ожидании удара, приготовившись отвести лезвие меча руками, а Скоур все оттягивал последнее мгновение, испытывая явное удовольствие при виде моего трепета и страданий, подняла тяжелую вазу…
Оторвала от стола, огромную, как ведро для помоев, сморщившись от ее тяжести, подняла ее над его отвратительной головой и со всей силы обрушила. Он беззвучно упал.
Я перепрыгнул через него, бросился было к Дуаре, чтобы схватить ее, ощутить, что исход моего бесконечного пути к ней уже перед самым носом, но она оттолкнула меня.
— Не прикасайся ко мне, грязный человек, — прошептала она без гнева, но очень доходчиво. — Если намерен сбежать из Кормора, то времени на глупости у тебя не осталось. Пошли! Я знаю, где спрятана твоя девушка.
— Я пришел за тобой… Нальте — это только еще один повод, поверь мне. Нет, я и ее вызволю отсюда, но не потому, почему ты думаешь.
— Я не хочу об этом думать вообще, мы теряем время.
Признаться, я сразу понял, что после многое объясняющего, лживого насквозь монолога Скоура, уболтавшего бы даже жмурика, ее отношение ко мне изменилось, но даже не предполагал, что поранена она до такой глубины. Ревность! Вот что двигало ее губами. Невероятно, она меня ревновала к бедняжке Нальте! К моей названой дочке! Но будь она равнодушна ко мне — этой бы ревности не было, не было, не было!
Я поджал губы. Картина маслом. Карсон Нейпир оскорблен недвусмысленными подозрениями. Он давно уже не якшается со шлюхами! Ему давно уже не четырнадцать лет! Оскорбление! И какое!
Да, без дураков, мое самолюбие было сильно задето. Я, ни слова не говоря, пошел за Дуаре. Она привела меня к двери, накрепко закрытой на щеколду.
— Она здесь, твоя избранница, — сказала Дуаре.
Я отодвинул щеколду и распахнул дверь. Нальте стояла посреди комнаты, в пыли, в грязи, будто ее тащили по преисподней за волосы. Одежда в беспорядке, ноги босые. В глазах, доверчиво распахнутых мне навстречу, по два сверкающих бриллианта! Слезы! Сердце мое размягчилось, а руки потянулись сами. Нальте вскрикнула, сделала два шага навстречу и прильнула к папе.
— Вы не успели принять ванну, девушка, — шепнул я ей, думая при этом, в достаточно ли выгодном ракурсе мы обнимаемся, хорошо ли все видно принцессе Вепайи. — Чумазая, как хрюшка. Ну не стыдно ли, заслуженная уборщица Хавату, обязанная, кажется, нести людям свет неземной чистоты и моющих средств, а сама даже морды не вымыла! Фу! И ноги грязные! Какие у вас грязные ноги, девушка! — выпалил я, преувеличенно округляя глаза. — Куда вы ими, с позволения сказать, ходили? Не по кладбищу ли шастали? Вот чумичка. Ну скажи, что ты рада видеть папу.
— Карсон, это ты… — прошептала она, плача и смеясь одновременно. — Я верила, что ты меня не бросишь… Что-то говорило мне об этом…
— Надо было потереть губкой с мылом то место, которое это делало!
— Мне не дают воды.
— Это вы будете рассказывать на заседании по санитарной инспекции, — молвил я строго. Потом пристукнул ее по верхней трети бедра: — Нужно поторопиться, у нас совсем мало времени.
Я развернулся на мучительный вздох.
В дверях стояла Дуаре, неприступная, дорогая, обожаемая насквозь, от сверкающих глаз до драгоценной пятки… когда ее не было под моей щекой, мне так неуютно спалось. Но она не сказала ни слова. Нальте узнала ее, озарилась как солнышком, дурища, чуть всю мизансцену не испортила, мою ролевую игру:
— Ах, это ты! — воскликнула она и шагнула к ней. — Ты здесь! Как ты красива, Дуаре! Я так рада. Мы думали, тебя уже нет в живых.
— Я это предполагаю… — ответила моя ледышка хорошо поставленным голосом: как это — с ней, да без доклада, да без охраны… какая-то замарашка с чумазыми конечностями. — Немножко испортила счастье от радостной встречи?
— Да что ты! — удивилась Нальте.
Нет, с бабами надо было кончать, этак могли выяснять отношения в духе салонной беседы до самого утра. Дуаре здорово озадачил искренний тон Нальте, она отошла в сторону.
— Если вы рассчитываете убраться отсюда, вам нужно поторопиться! У вас и так слишком мало шансов уйти из Кормора живыми, — сказала она.
— Мы рассчитываем? — удивился я рядом особенных обстоятельств в ее голове. Неужели я переиграл пылкого обожателя? — А ты что, собираешься остаться?
— Даже не знаю…
— Не дури. Показывай выход, — бросил я категорично.
Возымело эффект.
