– Светоносец! – кричали они, и хлопали в ладоши, и бежали к арене. – Данло из Невернеса – светоносец!
Да, я искра, но что за пламя я зажег? О Агира, Агира, что я сделал?
В зале снова загорелся свет (на этот раз обычный, плазменный), а Данло скраировал, пропуская видения будущего сквозь себя, как огненный ветер. Он видел свет ярче света любой звезды, и невиданно богатые краски, и страшную красоту. Из грез его вырвал шорох ножа, вынутого из ножен. Данло повернулся к одной из скамей первого ряда. Бертрам Джаспари, потрясая своим хилым кулачком, вопил, что Данло вовсе не светоносец, а грязный наманский цефик, посланный из Невернеса, чтобы одурачить их и погубить Святую Церковь. Рядом с ним спокойно стоял Малаклипс, держа свой длинный нож высоко, чтобы видели все. Стальной клинок, отражая светильники зала, посылал в глаза Данло жгучие лучи. Данло не мог догадаться, как воин-поэт умудрился пронести сюда нож.
Для телохранителей Харры это тоже явилось полной неожиданностью – при виде оружия они разразились испуганными криками и поспешно загородили Святую Иви своими телами.
Несколько охранников бросились к воину-поэту, но им загородили дорогу Едрек Ивионген, Ленсар Наркаваж и другие ивиомилы. Между Харрой и воином-поэтом образовалась живая стена – это, казалось бы, лишало его возможности причинить ей какой-то вред, тем более убить ее. Ничто, впрочем, и не указывало на подобные намерения с его стороны.
Его лиловые глаза смотрели на Данло. Смерть была близка, как их взгляды, взаимно отражающие друг друга, близка, как стальной клинок, способный в любой момент пролететь по воздуху. Данло держал взгляд Малаклипса под крики и топот ног. Он понимал, что, если нож и найдет его горло, он умрет мучеником, признанным всеми светоносцем, и Харра Иви эн ли Эде примет свои новые программы, которые навеки изменят Церковь. Если воин-поэт убьет его, то сделает это по другой причине – за то, что Данло истинный сын своего отца, посмевший сиять ярче, чем подобает человеку.
Понимая все это, Данло с улыбкой поднял флейту и заиграл. Он не переставал смотреть на Малаклипса, и его музыка, как золотая стрела, целила в сердце воина-поэта. На миг Малаклипс заколебался, совсем как тигр, раздумывающий, стоит ли нападать на вооруженного человека. Этого мгновения Архитекторам хватило, чтобы сомкнуться вокруг Данло. Они протягивали к нему руки, словно к огню или к солнцу, предмету своего поклонения. Малаклипс, видя, что в Данло ему уже не попасть, тоже улыбнулся и поцеловал рукоять своего ножа, приложив клинок ко лбу. Вслед за этим он отсалютовал ножом Данло и склонил голову в коротком поклоне.
Красота страшна, подумал Данло. Ужас прекрасен.
Бертрам, дернув Малаклипса за рукав, панически прокричал что-то, и Малаклипс стал пробиваться к выходу. Стычка между телохранителями Харры и ивиомилами перешла в настоящую битву. Яростные крики и звуки ударов наполнили зал. Люди с фанатическим огнем в глазах ругались, работали кулаками, пинались, а нож Малаклипса то и дело сверкал, отсекая пальцы и полосуя глотки злосчастным Архитекторам. Так завершилось великое светоприношение. Бертрам в общем хаосе, среди ярких фонтанов крови, вывел из зала несколько сотен ивиомилов.
Началось, подумал Данло. Теперь этого уже не остановишь – с тем же успехом можно попытаться загнать свет обратно в звезду.
Играть он больше не мог. Архитекторы, столпившись вокруг, хватали его за руки, за волосы, за лицо. Он почувствовал, что поднимается в воздух: Архитекторы, крича “Светоносец, светоносец!”, вскинули его на плечи. Данло смотрел сквозь купол на звездное небо. Внутри у него стояла огромная, как Экстр, тишина, и он плакал невидимыми слезами, отражая прекрасную и ужасную суть света.
Глава 23
СВЕТОНОСЕЦ
Несущий свет должен терпеть боль от ожогов.
Николос Дару Эде, “Путь человека”
На следующий день на Таннахилле началась война. Вернее, ее начали люди: ведь война – не какая-нибудь космическая катастрофа, низвергавшаяся на планету с неотвратимостью астероида, а дело человеческой воли и человеческих рук. Войну Террора, как ее впоследствии назвали, историки Церкви припишут воле одного-единственного человека, старейшины Бертрама Джаспари. Это он, скажут они, восстал против Харры, очарованной наманом-пилотом по имени Данло ви Соли Рингесс. Это он заявил, что она впала в негативные программы и потому недостойна более быть Святой Иви. В ту самую ночь, когда Данло смотрел на небесные огни, Бертрам созвал Едрека Ивионгена, Никоса Ивиэрсье и многих других верных ему старейшин. Их секретный конклав заседал в особняке Едрека Ивионгена. Там, в личном медитационном зале Едрека, триста мятежных старейшин, в большинстве своем ивиомилы, провозгласили себя истинным Койвунеймином.
Первым актом нового правительства Истинной Церкви стало низложение Харры Иви эн ли Эде. На ее место избрали Бертрама Джаспари. Бертрам, и никто иной, принял титул Святого Бертрама Иви Джаспари и призвал ивиомилов всего Таннахилла начать фацифах, долженствующий очистить Церковь.
Все это правда – но правда и то, что многие миллионы людей откликнулись на призыв Бертрама. Многие миллионы других при этом остались верны Харре, и лишь готовность этих двух сторон прибегнуть к насилию и смертоубийству в защиту своего дела действительно привела к войне.
Этот раскол назревал в Церкви веками, однако ни та, ни другая фракция не подготовилась к настоящей войне. Бертрам, очевидно, решился на открытый мятеж в ночь перед испытанием Данло, когда посетил его во дворце Харры. Поэтому у его ивиомилов, при всей их дисциплинированности и хорошей организованности, осталось слишком мало времени, чтобы вооружиться лазерами, тлолтами, ядами и бомбами, столь нужными для ведения террористической войны в многоуровневом миллиардном городе. Харра, которой сама идея войны была ненавистна, как какой-нибудь взрывчатый вид грибковой инфекции, не думала, что Бертрам будет действовать так быстро. Возможно, она надеялась, что он вообще не осмелится начать войну. Сама она ждала провозглашения Данло светоносцем, чтобы пересмотреть губительные для Церкви Тотальную Программу и Программу Прироста (для Церкви и для звезд Экстра). Она уже запланировала, как торжественно войдет в контактный зал Храма и преклонит колени перед вечным компьютером Эде, чтобы получить Новую Программу для Церкви и всей вселенной.
Ввести эту Новую Программу она собиралась во время всепланетной контактной церемонии – но лишь после того, как чтецы подготовят всех Достойных Архитекторов Таннахилла к этому великому событию. Она рассчитывала, что Бертрам Джаспари дождется этой церемонии, прежде чем выступить против нее. Новая Программа, полагала она, понадобится ему, чтобы объявить ее, Харру, недостойной поста Святой Иви.
Но она ошиблась, поскольку не была воином – по крайней мере в буквальном смысле этого слова. Никакими талантами в области стратегии, особенно человекоубийственной, она не обладала – она была всего лишь женщиной, любящей своих внуков, цветы и Бога. Основное правило войны гласит, что удар следует наносить быстро и безжалостно: если первый удар окажется смертельным, второго может и не понадобиться. Бертрам Джаспари, человек мелкий и тщеславный, при всей узости своего взгляда на истинные возможности человечества это правило понимал хорошо. Кроме того, его направлял Малаклипс Красное Кольцо. С помощью воина-поэта Бертрам ударил, внезапно и с великой жестокостью.
