Лукавое время играет в минутки, Не требуя крупных монет… — Да-да! Глядишь — на счету его круглые сутки, И месяц, и семьдесят лет…
Это, Саша, про меня. Семьдесят лет стукнуло в прошлом году… А вроде бы все пролетело за сутки. И детские годы вспоминаются так, словно были вчера. Даже ярче, чем война… Вы представляете, друзья, до сих пор чувствую кожей, как прилипают к мокрому животу песок и галька, когда накупаешься до дрожи и с размаху пузом на горячий от солнца берег… О! Яичница! — Он кинулся за дверь.
Скоро Геннадий Маркович вернулся. В одной руке он держал за длинную рукоять сковороду, в другой — полотенце. И махал им над головой. Потому что от сковородки тянуло чадом.
— Слегка подгорела, когда мы увлеклись лирикой. Ну, не беда. Нэлик, душа моя, принеси-ка вилки и хлеб… О, да ты уже!
«Уже» — это не значит, что Арунас принес вилки и хлеб. Он спал. Он раскинулся в кресле, будто тряпичная кукла. Глаза были прикрыты лишь наполовину. Мне даже не по себе стало: будто неживой. Но слегка шевелились губы.
— Не надо его трогать, — шепотом сказал Геннадий Маркович. — Это с ним случается. Устанет и валится как подкошенный… Я приготовлю ему потом, отдельно. А это съедим сейчас. Давайте прямо со сковороды.
Мы принялись жевать глазунью. Ничего, что пережаренная и с дымом. Проголодались.
— Он вам поведал свою историю?
Ивка кивнул с набитым ртом. Я тоже.
— Ума не приложу, как с ним быть… — Геннадий Маркович оглянулся на Арунаса опять. — Вы видите, какой он? Господи… Его лечить надо, а кто его возьмет в больницу без документов? Он все время боится, что его заберут в детприемник…
Ивка отложил вилку.
— Моя мама работает медсестрой. У нее есть хорошая подруга, она детский врач. Хотите, я попрошу маму договориться?
— Да? Это было бы чудесно!.. А то ведь полная, так сказать, беспросветность…
— Только она сейчас в отпуске. Но через две недели, я думаю, все получится.
— Ох, я боюсь даже надеяться.
— Не бойтесь, мама постарается. Она ведь… ну, она понимает… — Ивка сказал это и будто засмущался. И заторопился: — Ой, мне к шести часам обязательно надо домой. Я Соне обещал, она одна там…
— Да, Геннадий Маркович, нам пора… — Я решительно встал и посмотрел на часы: «Не скучайте тут…»
— Но вы ведь не исчезнете навсегда, голубчики? А?
— Нет, мы же пообещали, — сказал Ивка.
По дороге к трамваю я спросил:
— Ивка! Ну и что же, что твоя мама в отпуске! Может быть, она сможет договориться с тем врачом не откладывая?
— Дело не в маме. Та врач, Полина Евгеньевна, в отпуске.
И уехала к дочери в Тобольск. В том-то и дело. Иначе бы я перебрался к ней. Мы ведь хорошие знакомые…
— Как перебрался? Зачем?
— Ну, пока мама и Соня ездят…
— А ты разве не едешь с ними?
— Я не еду. Втроем — это слишком дорого. Решили, что пусть Соня. Они с мамой заедут в Нижний Новгород, к Галине Антоновне. Ну, к Жениной маме. У Галины Антоновны дочка такая же, как Соня. Женина сестра. Они с Соней, наверно, подружатся…