– Что вряд ли могло быть в действительности, – пробормотал в сторону слушавший в пол-уха Сен-Жюст. Серьезное выражение его лица нисколько не изменилось, лишь губы слега тронула ироническая усмешка. Он подумал, что первая половина его имени, если следовать духу этого анекдота, тоже начинается вполне контрреволюционно.
– Анекдот на анекдот, – ответил он. – Я слышал, смешные истории составляет не только Революционный трибунал, но и ваш Комитет общей безопасности. Похоже, старик Вадье сочиняет сейчас для Конвента занимательный анекдот о сумасшедшей старухе, называющей себя Екатериной Богоматерью [167].
– Постой-постой, Екатерина Тео, да, у нас проходит такая арестантка. Действительно, забавный случай: старуха организовала нечто вроде молитвенного дома на улице Контрескарп, в котором поклонялись Максимилиану как новому Мессии. Чтобы попасть в «миссионеры Робеспьера», сначала надо было приобщиться к его «добродетели», то есть отказаться от всех чувственных наслаждений. А при посвящении в члены культа поцеловать руководительницу новой церкви семь раз: два раза в лоб, два – в виски, два – в щеки и один раз в подбородок. По словам этой полоумной, только «приобщившиеся к Робеспьеру» войдут в число тех 144 тысяч избранных людей, которые обретут бессмертие после того, как революция уничтожит остальное человечество.
– Ну, чем не анекдот? Если бы только не затрагивал Максимилиана… Впрочем, и сам этот завтрашний праздник… Насколько эта новоявленная «богоматерь» ушла в своем безумии от парижан, которые в течение полугода перешли от Праздника Разума к Празднику Верховного существа! Богиню Разума принесли в жертву, а вместе с ней и всех ее жрецов. Робеспьер воззвал к Богу Республики. А знаешь ли ты, друг мой Филипп, что, хотя боги имеют склонность не отвечать вопрошающим им, жертв они требуют всегда? И если Верховное существо промолчит, новый закон Робеспьера потребует жертв.
– Какой закон?
– Который он разработал с Кутоном. Не спрашивай ничего – ты скоро все узнаешь сам. А что касается Революционного трибунала, послушай-ка лучше относительно него анекдот моего собственного сочинения. – Сен-Жюст выдвинул ящик стола и достал пожелтевший лист бумаги. – Памфлет-отклик на одно старое дело в Парижском суде, которое поразило тогда всех своей нелепостью, но которое теперь по сравнению с нынешними смешными событиями кажется просто верхом разума. Поэтому текст пришлось несколько подредактировать в соответствии с духом времени. Итак, представь себе, Вадье выступает в Конвенте с делом о «культе Робеспьера» и…
«…Назавтра после вынесения определения по делу Богоматери Екатерины в семь часов утра была обнаружена неизвестная женщина, умершая на ступенях большой лестницы здания бывшего Парижского суда, ныне – Революционного трибунала. Ее перенесли в большой зал и выставили для опознания, но ни один человек в этом вертепе крючкотворства не признал ее; никто не подумал обыскать ее, ибо она была в лохмотьях. Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, который шатался поблизости, как всегда в сильном подпитии, как бы по привычке запустил руку в карман бедной женщины и достал письмо, на котором значилось имя адресата: «Разуму». Он открыл его и прочел:
«Я в отчаянии от того, до какого состояния Вас довели. Надо было, чтобы у Вас не осталось прибежища на земле, чтобы Вы оказались во Франции. Я предложил бы Вам прибежище у себя, но какое положение могли бы Вы занять в моей коморке; до сегодняшнего дня я остерегался дать кому-нибудь заметить, что знаком с Вами. Смотрите, чтобы остаться, хотите ли Вы принять вид прачки с красными распухшими руками, чтобы понравиться санкюлотам, вид шлюхи с красными крашеными щеками, чтобы понравиться разжиревшим на скупке краденого буржуазии, и вид маркитантки в красном колпаке, чтобы понравиться разбойникам-военным?
От всего сердца я сочувствую Вашим мукам, которые длятся вот уже столько веков. Я говорил о Вас с Робеспьером. Он мне ответил, что не желает открывать республику для иностранцев. Сен-Жюст был при этом и спросил меня по секрету, одеты ли Вы, как Вам и положено, в тунику с сандалиями, и есть ли у Вас на голове лавровый венок, и предложил сделать Вас учителем в школе, но только в том случае, если Вы похожи на древнего грека или римлянина. А поскольку Вы не любите лести, признаюсь Вам, что я представил Вас такою, какая Вы есть, постаревшей от бед, исхудавшей от голода, меланхоличкой и человеконенавистницей из-за унижений со стороны толпы, с глазами, выколотыми покойными просветителями, одетую в лохмотья и забрызганную грязью покойными дехристианизаторами. Сен-Жюст ответил тогда: ничего не остается, как гражданку, называющую себя «Богиней Разума», отправить на гильотину. Я возразил, что Вы вовсе не называете себя богиней, но меня никто не захотел слушать…
Я Вам советую сходить к Жозефу Фуше – после смерти Шометта и Эбера он один способен узнать Вас и может рекомендовать для Вас лавку для торговли новостями в Главном Храме Разума – бывшем Нотр-Даме. Когда-нибудь тупость купит мудрости, и тогда мудрость сможет купить тупости, чтобы поглупеть для собственного блага.
Я очень несчастлив оттого, что не могу осмелиться поступать по разуму, и не знаю, каким способом мне выбраться из этого запутанного положения. Тучи Конвента вот-вот прорвутся, они разразятся бурей, которая покроет нас прахом; мы войдем в нее кривыми и выйдем слепыми.
Не давайте мне более советов. Вы меня погубите. Необходима вера, а поскольку большинство верит лишь в звон золота, нас не спасет никакой разум, и тогда мы погибли.
Поклянитесь мне хранить молчание во время заседаний Национального конвента, как Вы делали это на протяжении последних 5 лет. Скоро будет вынесен приговор по делу Богоматери Катерины. Голоса представителей народа и Комитетов – против нее. Я поручаю Вам посетить суд и выслушать приговор, чтобы затем сообщить мне. Вы можете отправиться и в суд, и в Конвент, не опасаясь господина Гобеля, – епископ уже чихнул головой в корзину, – поэтому Вас никто не узнает. Вадье».
Тут Фукье принялся смеяться, сунул письмо в карман и отправился обдумывать обвинительную речь против Разума.
Тело отвезли на кладбище Пикпюс, сбросили в общую могилу и присыпали негашеной известью [168].
– Ты хочешь сказать, – серьезно спросил Леба, – что завтра мы будем хоронить Разум?
– Нет, но надеюсь и не наши беспочвенные надежды. Боги помогают тому, кто помогает себе сам. Завтра вы будете взывать к Верховному существу. А я воззову к богине Победы. Армия ждет меня у Флерюса. В последний раз…
