Гривен вдруг побледнел, и я уже решил, что ему конец. Но, должно быть, он оказался прав, должно быть, я и сам по собственной воле начал циркулировать в той же замкнутой системе кровообращения. В любом случае, мне только показалось, будто я его теряю, а он, достав из кармана пальто какую-то таблетку и проглотив ее, вновь вернулся к жизни.
— Не хотите ли попробовать, Алан? Ах да, я забыл. Честно говоря, я, должно быть, кажусь вам просто чудовищем! Что, интересно, рассказал вам Тед? А впрочем, не важно, я не желаю этого знать. Это всего лишь триптофан на листьях ромашки. Да ладно, как вам будет угодно. Тед милый парень. Но ему не следовало влюбляться. По крайней мере, в нее. Мне так хотелось рассказать ему все, когда мы с ним сидели в кафе. В «Узилище Цицерона». — Он подчеркнуто раскатил голосом каждый слог. — Похоже на «Римское кафе», только чашки там погрязнее. Разумеется, в ходе нашей беседы мне пришлось затаиться и предоставить инициативу Гарри. Так оно проще всего. Он всегда вызывает у людей доверие. И здорово разбирается в сердечных делах.
«Ах, молодые люди вносят такой трагизм в самую пустячную ссору! Приберегите ваш гнев для другого раза. Он вам еще может понадобиться. А где вы познакомились с этой девицей?» Но мне кажется, даже Гарри не догадывался о том, что Тед сумеет ответить на все его вопросы и пролить свет на происходящее. «В университете Брайхема Янга, — сказал он. — На семинаре у профессора Роше».
Гривен тускло усмехнулся.
— Случалось ли вам, Алан, когда-нибудь подниматься на вершину горы и наблюдать, с какой ясностью открывается оттуда мир во все стороны на многие мили? Я мысленно вернулся к злополучной вечеринке, припомнил каждое имя из списка приглашенных Люсиндой. Но Гарри был настроен весьма скептически. «Возможно, молодой человек, я слышал имя профессора Роше. Как его имя? Якоб? Ну что ж, прекрасно. Да, у него просто изумительная репутация. Нет, я только краем уха наслышан о его делах, но разве, в конце концов, нас всех не интересует древнейшая история?»
Я пошел, как вы понимаете, на определенный риск. Но мне надо было подобраться поближе, надо было понять, почему профессор Роше присоединился к нам, может быть, даже с самого начала. Но соблюдая осторожность. Тед сказал что-то насчет того, что профессор напоминает ему любящего отца, причем в ситуации, когда такой особенно необходим. «Не знаю, господин Стормгрин, читаете ли вы газеты…»
Судя по всему, на Гривена накатила острая жалость к самому себе, морщины печали глубоко избороздили его лицо.
— Вот когда Гарри следовало бы заставить меня прикусить язычок, а то я чересчур разболтался. «Да, мой милый мальчик, этот чудовищный наезд. Так это был ваш отец? О Господи. И что, полиции удалось найти виновника? Что ж, по крайней мере, он не мучился. Да к тому же, мне кажется, ему и не захотелось бы умереть в своей постели».
— И вот в разгар этих… старческих излияний… взгляд Теда сцепился с моим, причем я имею в виду вовсе не Гарри, и я понял, что подставился. Нет, Тед вел себя достаточно невинно, он делал вид, будто ничего не произошло. Но я понял, что потерпел неудачу в своей попытке завоевать его. Точь-в-точь как было дело с Элио. И избежать последовавшего ужаса он оказался просто не в состоянии.
Вижу, Алан, с каким осуждением вы на меня смотрите. А вы не подумали о том, что и мое сердце разбито? Этот несчастный парень сделал вид, будто и не догадывается о том, что это за ампулы. Впрочем, он понимал, что у него нет выбора. Но, не будем забывать, Гарри и впрямь умеет быть настойчивым. Мы поработали вместе, чтобы Тед, очутившись в мужском туалете, не почувствовал боли. Мы составили неплохую команду. Как это говорится: целое больше суммы входящих в него частей?
Карл (или Гарри) напряг руку, демонстрируя мне жилистый бицепс.
— К несчастью, Гарри любит разыгрывать всякие шутки. Как только Тед оказался в моей машине, Гарри исчез и оставил меня с юношей наедине. Я страшно испугался. Я уже чувствовал, Алан, что вы находитесь где-то поблизости. Но где же? Рискнув, я позвонил из телефона-автомата в гостиницу «Юта». Да, ответили мне, вы наконец-то вселились. На восходе я выехал на машине, в которой находился и Тед, на Храмовую улицу, чтобы понаблюдать за гостиницей, тень которой становилась на площади все длиннее. Какая изумительная геометрия! Сплошные прямые углы. Вот когда я понял, что мне нечего бояться. Понял, что великий План уже составлен и ждет только того, чтобы я ему повиновался.
Образ повешенного, как тряпичная кукла, Теда пришел мне на ум и не пожелал исчезнуть. Ноги, болтающиеся, не достающие до полу.
— Карл… — (или кем бы ты ни был, до какой твоей сущности ни удалось бы мне докричаться) — Мне кажется, вы прислушались к внутреннему голосу, а он вам солгал.
Он посмотрел на меня — терпеливо, но с ощущением собственного превосходства.
— Этот голос поведал мне о вас, Алан. О том, в каком номере вы остановились, где достать ружье, как именно подделать подпись Теда…
— С учетом всего, что мы знаем, инсценировка получилась паршивая. Разве к настоящему времени и мне, и Теду не пора уже было исчезнуть со сцены?
— Но тогда бы мы с вами здесь не сидели. — Поправки, вносимые жизнью в его планы, судя по всему, не слишком расстраивали Гривена. — На ваш счет у меня имелись сомнения. Нажимать на спусковой крючок или нет. Вот почему у меня дрогнула рука.
— Как это с вашей стороны мило!
— Не иронизируйте, Алан. Мне кажется, дьякон был в одном отношении прав. В самом конце действительно претерпеваешь преображение. И признаки такового я увидел на его лице даже сквозь прорезь прицела.
А я был свидетелем сцены ухода, причем с куда более близкого расстояния. Чего было вполне достаточно, чтобы при всем краснобайстве Карла признать его правоту. Да, ему удалось разглядеть на лице у Джулиана Сполдинга все. И эта по-медвежьи грузная фигура, со шляпой в руке, не столько представляла собой удобную мишень, сколько сама подставлялась под пулю. Давай же, кем бы ты ни был, помоги мне принести последние извинения.
— А разве вы этого не поняли? — Глаза Гривена с грустью смотрели на меня. — Нельзя спать долгие годы с больной и не заразиться ее болезнью. Бедный Джулиан. Как он, должно быть, гордился своими «Бугатти». И такое достойное хобби — один из многих даров, которые преподнесла ему Люсинда. И какая прочная связующая нить — даже когда сам Джулиан перекочевал в постель к другой. Но тут на сцене появляется нежеланный гость — и напоминает ему о том, как его возлюбленная Люсинда некогда делила их общую страсть с другими мужчинами. Особенно — в случае с Элио, которому и впрямь было о чем порассказать.
Он произнес это с такой уверенностью, настолько как нечто само собой разумеющееся, что мои таланты игрока в покер подвели меня как раз тогда, когда я больше всего нуждался в их помощи. Поездка Элио в Шорт-Крик — неужели и о ней я распространялся по прослушиваемому телефону? Нет, едва ли, но, с другой стороны, я не могу поручиться, что этого не сделала Джилл. Он улыбнулся, призрачное воплощение благожелательного папаши, поднес к уху воображаемую телефонную трубку. Черт его побери.
