Лева уговаривал себя отбросить его и отказаться от денег, но сам же противоречил себе и ставил в контраргументы тот факт, что теперь уже в цеху точно не осталось никого живого (даже охранник был раздавлен вилочным погрузчиком) и остановить его будет просто не кому. Он спешил к выходу, внутри него все сжалось, кейс казался тежелее с каждым преодолевшим метром и норовил выпасть из ослабевающих рук, но Нилепин не сдавался, он делал шаг за шагом, шаг за шагом, оставляя за спиной горы трупов, чей молчаливый упрек он буквально чувствоал затылком на физическом уровне. До заветного выхода оставалось совсем чуть-чуть, Лева преодолел небольшой лабиринт между станками, прихрамывающей рысцой пробежал между поддонами с заготовками, обошел еще один станок и по стеночке, на всякий случай прячась за оборудованием, достиг главный ворот. Лева уже выходил сегодня через эту дверь – вместе с Юркой Пятипальцевым они вывозили тело Августа Дмитриева и он – дурачок Лева – болтал о выработанной им классификации яиц. Нашел о чем говорить! Только сейчас до него стало доходить, каким глупцом он выглядел перед своим старшим товарищем, посмеивающимся над ним.
Прежде чем распахнуть дверь наружу он в последний раз обернулся. Цех молчал, хотя Леве казалось, что откуда-то из темных металических глубин, переполненных сытой смертью, откуда-то из теней, прячущих в себе смертельные угрозы, раздавались различне звуки – вздохи, стоны, гул и постукивание. Будто сами станки пытаются позвать Леву обратно в свой древесно-стальной электрический мир. Нилепин посмотрел назад – вон неподалеку тот самый 4-сторонний фрезеровочный станок, с которого все началось. Опять вспомнились Дмитриев и Пятипальцев и если с Августом все было предельно ясно, то судьба Юрки для Левы так и осталась неизвестной. Последний раз он его видел упавшим вниз с антресольного этажа и Нилепин надеялся, что его товарищу удалось выбраться из-под стеллажей и он где-то тут зализывает раны. Может в раздевалке допивает вишневый виски, а может давно укатил домой. Ему как обладателю автомобиля «ВАЗ 2110» с приподнятой подвеской уехать прочь из цеха было несравнимо легче чем бесколесному и даже не задумывающемуся о сдаче на автомобильные права Леве. А может Пятипальцев в кочегарке у Аркадьича? Ведь все знали, что у кочегара самая полная аптечка, в которой можно найти медикаментозные средства на все случаи жизни, а сам Аркадьич хвалился, что у него на топчанчике, если сильно приспичит и если к нему случайно заглянет акушер-гинеколог, то можно даже принимать сложные роды. Но Лева боялся заходить и в кочегарку и в раздевалку.
Чего боялся?
Да, черт побери, Лева признавался, что не хотел делиться. Все деньги до последнего рубля он считал своими. «Юрец, понимаешь, это судьба, – шептал он почти вслух. – Это не я такой подлый, это карма такая».
В нескольких метрах от 4-х стороннего станка с раскрытым настеж электрическим щитком Лева увидел кран-балку со свисающим крюком и вспомнил, что это он оставил его в таком положении, когда из-за короткого замыкания вырубилось все электричество. Под крюком лежало чье-то грузное женское тело по своеобразным округлым очертаниям очень сильно напоминающее тело его Зинаиды Сфериной. И как назло одежда на теле женщины точь-в-точь совпадала с одеждой левиной благоверной. Лева завыл от отчаяния, но вместо того чтобы броситься к своей герлфренд и оказать ей помощь (при условии, что та еще жива), Нилепин постарался внушить себе, что это не Зина а кто-то только похожий. Непонятно только кто мог обладать такими же схожими с надувным гимнастическим мячом формами тела как не Зина Сферина, но Лева не хотел об этом думать. Ведь Зину он оставил совсем в другом месте – на стекольном участке, а не здесь. И на этом точка! Это не она. Не она…
Лева взялся за ручку двери, ведущей на улицу, где продолжала бушевать метель.
– Стой! – от этого резкого как удар бича приказа Лева Нилепин почти навалял в штаны и медленно-медленно обернулся. – Кейс на пол!
15:36 – 04:06
Брюквин вышел из-за поддонов с нарезанным сосновым и березовым брусом целясь в юношу с обоих рук. Пацан был у него на мушке. Как же его звали? Женя с трудом припомнил, что паренек представлялся ему и назвал свое полное имя вплоть до адреса проживания. Его звали Лев, но на льва он не тянул. Даже на маленького львенка и про себя Женя решил называть парня Левой, подразумевая, что и другие называют его именно так.
– Не шевелись! – крикнул он молодому пареньку и захлебнулся от боли во рту. Его изуродованная челюсть! Она почти не двигалась и каждое произносимое слово отзывалось у Жени такой вспышкой боли, что он готов был лезть на стенку, но, разумеется, ни показывал это ни единым мускулом на лице. Его речь была невнятной, схожей с собачьим лаем или криком глухонемого. – Стой!
Пацан под его дулом медленно повернулся и Женя не без ехидного злорадства подумал, что молокосос сейчас наваляет в штаны – такое у него было лицо. Юноша был жалок и слаб, это было очевидно. Он сутулился и инстинктивно прижимал локти к животу из которого обильно сочилась кровь, пропитывая одежду так сильно, что даже Жени с его раздробленной челюстью стало немного жаль беднягу. Должно быть ему требуется хороший хирург.
– Кейс! – гавкнул Женя, выплюнув это слово с кровавыми слюнями. – Клади! На пол!
Лева не сделал этого, наоборот он крепче прижал кейс к груди прикрываясь им как щитом.
– Кейс! Клади! На пол! И уходи! – приказывал Брюквин. – Клади и уходи!
– Хер тебе! – неожиданно выкрикнул молодой человек.
– Убью! – предупредил Женя.
– Бабло мое! – не сдавался Лева. – Понял?
– Кидай кейс! – ох, как же больно было говорить Брюквину. Это было последнее предупреждение, Жени было невыносимо выговаривать слова. – И можешь уходить! Иначе убью!
– Не отдам! Мое!
– Уйдешь живым! Кейс бросай!
Но юноша решил по-своему. Резко развенулся к двери и схватился за ручку, намереваясь успеть выскочить с деньгами наружу.
Женя Брюквин не бросал слов на ветер, тем более, что они давались ему с таким трудом. Он исполнил свою угрозу. Он убил пацана Леву одним выстрелом, попав тому между лопаток, прямо в букву «З» в надписи на спине красной куртки «Фрунзенская птицефабрика №1». За этой буквой у юноши шел позвоночный столб, разорвавшийся в две половины. Пацан прижался грудью к закрытой двери и осел на пол.
– Я же предупреждал, – проговорил Брюквин вполголоса. Он не мог не выстрелить, ведь он же налетчик, грабитель и эта продолжает фиксировать видеокамера у него на лбу.
