— Тринадцатого или четырнадцатого. Самое позднее — пятнадцатого.
— Я найду для тебя комнату. Приезжай поскорей.
— Сразу же, как только смогу.
— Если получится, то садись в Пиомбино на шестичасовой паром. Тогда полвосьмого ты уже будешь в Портоферрарио. Я попытаюсь встречать тебя в эти три дня. Если меня не будет, то иди в контору судоходной компании. Там я оставлю для тебя письмо.
Она дает мне деньги.
— Здесь немного. Так быстро я не могла раздобыть побольше. Но на Эльбе у меня будет больше.
— Да бери уж.
— Спасибо.
— Оно так быстро прошло, ужасное время ожидания, правда? И настает счастливое время. Потом опять будет короткий период плохого времени. А затем все будет хорошо.
— И затем все хорошо.
Мы прощаемся с братом Мартином и сестрой Клавдией. Я говорю ей, что какое-то время нас не будет.
— Я буду думать о вас и молиться за вас.
— Да, пожалуйста, — говорит Верена.
— Нет.
— Да, сестра Клавдия, мы любим друг друга.
— Тогда я буду молиться за вас.
16
Пиомбино!
Наконец-то.
Маленький городок с кривыми улочками, большими и уродливыми предместьями. Я вижу мартеновские печи, желоба-углеспуски, длинные трубы, из которых лениво ползет черный дым.
— Сталелитейные и чугунолитейные заводы, — говорит миссис Дюрхэм. — И там, в Портоферрарио, тоже. — Ей приходится тащиться со скоростью пешехода, потому что здесь люди ходят по проезжей части. А сколько людей! Город переполнен! Он как муравейник. BAR. BAR. BAR.
Конечно: столы и стулья прямо на улице. Мужчины пьют кофе-эспрессо или красное вино с водой. Жаркие споры. Разговаривают и руками тоже. Очень много кино. Киноафиши раз в шесть больше, чем в Германии! Пестрые, как конфетные обертки. На них женские груди, груди, груди. И мужчины — герои, герои, герои. Нищие. Много нищих. С протянутой рукой они подходят к машине. Попрошайничают и оборванные дети. Миссис Дюрхэм щедро раздает милостыню.
Мы добрались до порта. Не до большого и грязного промышленного порта, а до маленького, где пристают суда, идущие на Эльбу.
Здесь, прямо у воды, около низеньких административных зданий пароходств и туристических агентств попрохладней. Кругом стоят грузовики. А в середине площади, конечно же, бар. Маленький, элегантный двухэтажный домик с террасами, музыкальным автоматом, столами и креслами из хромированной стали под открытым небом.
— Когда я сюда приезжаю, то обязательно пропускаю рюмочку, — говорит миссис Дюрхэм. — Несколько рюмочек. Потому что теперь мне уже не надо сидеть за рулем. У меня на острове дом. В Баньо, в Бухте Прокчио. Управляющий всегда встречает меня в Портоферрарио. — Со странной гордостью она заявляет: — Еще ни разу я не прибыла на Эльбу в трезвом виде. Я предлагаю не изменять виски.
— Разумеется, миссис Дюрхэм. (Остается надеяться, что много она не пьет. Потому как у меня денег…)
— Пожалуйста, два двойных шотландских виски!
— Due grandi Jonnie, si, signora[162].
— У них здесь виски — это всегда «Джонни», мистер Мансфельд. Независимо от сорта.
После первых двух grandi Jonnies миссис Дюрхэм заказывает еще два. Она хочет сразу же расплатиться. Я протестую. Она протестует. Мы бросаем монету в пятьсот лир. Она проигрывает. Что поделаешь? Она проигрывает и третий круг. По ней не видно, что она выпила две большие порции виски.
Я смотрю вдаль на блестящее золотом море, над которым за светящимися облаками садится на Западе красный шар солнца. Море абсолютно тихое, над водой кружат чайки. Миссис Дюрхэм поставила машину на краю широкого, короткого мола. Пока мы пьем, прибывают все новые машины, становясь в очередь за «фордом» старой дамы. Потом появляется судно. Оно больше, чем я себе представлял, все белое и с высокими надстройками. Оно входит в гавань, разворачивается и причаливает кормой к молу. Задняя стенка медленно опускается вниз. Открывается брюхо парома. Там стоит много машин. Они начинают выкатываться одна за другой. Матросы регулируют движение.
— Пошли, — говорит миссис Дюрхэм, допивая свою рюмку. — Нам пора.
Абсолютно уверенной походкой она направляется к молу. Мы садимся в «форд». Толстый матрос в синих штанах и белой майке-безрукавке, размахивая руками, загоняет нашу машину далеко вперед. Мы выходим из автомобиля. Одна машина за другой продолжают въезжать на паром. Пол под ними тихо вибрирует.
Мы поднимаемся на верхнюю палубу. Ровно в шесть часов судно медленно отделяется от мола и, описав большую дугу по акватории гавани, выходит в открытое море.
— How about another little Johnnie?[163]— спрашивает миссис Дюрхэм.
17
Бар большой, просторный. Он отделан панелями из красного дерева, в нем великолепная длинная стойка. За ней работают три бармена. Один из них узнает миссис Дюрхэм.
— Oh, Mrs. Durham. Glad to see you again. Two Johnnies, yes?[164]
— Si, Roberto. Grazie.[165]
Роберто приносит на нашу скамью на верхней палубе, где мы устроились, поднос с бокалами.
— А дальше, как всегда, миссис Дюрхэм?
— Как обычно.
Бармен смеется, демонстрируя ослепительно белые зубы. Симпатичный парень.
— Что значит, как всегда?
Это значит, что каждые четверть часа он должен приносить нам новые порции.
— Но ведь это невозможно!
— То есть как? Рейс длится всего-навсего полтора часа! Вы что, плохо переносите виски?
— Я не это имел в виду.
Она смотрит на меня, а потом кладет мне ладонь на руку и говорит:
— Понимаю. У вас туго с деньгами. И вы слишком горды, чтобы принимать мое угощение.
— Не то чтобы горд, но…
— Знаете, молодой человек, у меня денег больше, чем я могу истратить за свою жизнь. Кому достанутся они после моей смерти?