арфа. Если он не успеет вовремя покинуть тело, растворяющееся в земле, если задержится хоть на миг — душа Вазака канет во тьму в обнимку с душой мертвеца. К счастью, Амброз проявил редкую покладистость. Он встал рядом с Талелом, с интересом глядя на слугу, копошащегося в едкой жиже. Вазак предпочел бы разговор с глазу на глаз, но выбора ему не предоставили.
— Благодарю, Талел! Ты слышишь меня, Амброз?
— Да, — прозвучал ответ.
— Тогда слушай внимательно. По приказу молодого короля я поднял Ринальдо, его отца…
Брови жреца Сета поползли на лоб. Если Вазак не врет, Талелу Черному впору было гордиться своим учеником. Поднять короля из гроба? Главное, чтобы сам Вазак не возгордился сверх меры, не возомнил… Впрочем, сейчас это — мельчайшая из забот.
— Ринальдо обвинил тебя в покушении. Сказал, что ты, Амброз, убил его руками — верней, зубами какой-то шлюхи. Что ты придал шлюхе сил, замышляя против трона. Молодой король в ярости. Он уверен: мертвые не лгут живым. Отцы не лгут сыновьям. А уж мертвые отцы живым сыновьям — и подавно. Я-то знаю, что ложь — основа жизни и смерти, но король мне не поверит…
По яме с земляной жижей прошла зыбь. Труп Феликса качнулся, переворачиваясь набок. Правая рука мертвеца отвалилась и исчезла в глубине. Из плеча сочилась желтоватая слизь; бледными водорослями лохматились волокна истончающейся плоти. Мертвец натужно захрипел, прочистил горло, отхаркнув серый ком мокроты, и заговорил быстрее:
— Молодой король назначил меня магом трона. Я не просил этого! Но как отказать владыке? Цена моего назначения — твоя голова, Амброз. Я не враг тебе! К чему нам биться из-за прихоти мальчишки? Беги из Тер-Тесета, и сохранишь жизнь. Альберт хочет твоей крови. Он не остановится, если ты останешься в городе. Откажись я — король наймет другого мага. Пошлет гвардию, солдат, наемных убийц… Беги! Вряд ли он отправит меня или армию искать тебя по всему свету. Мальчишка не дурак. Беги, Амброз, беги как можно дальше — и не держи на меня зла…
— Зла? — Амброз улыбался. Улыбка его становилась все шире и ослепительней. — Что ты, Вазак, друг мой! Напротив, я благодарен тебе! Прощай…
И Амброз расхохотался.
— Прощай, Амброз…
Труп моргнул бельмами, и веки мертвеца смежились. Душа Вазака покинула тело. С еле слышным всхлипом останки ушли в землю. Амброз же задыхался от хохота. Он откидывался назад так, что казалось, сейчас хрустнет хребет, сгибался в три погибели, отвешивая поясные поклоны, хватался за живот, булькал, утирал слезы — и вновь начинал смеяться.
— Дух веселого бога Шамбеже, — сказал Н’Ганга. — Бог овладел нашим братом.
— Рехнулся, — сплюнул под ноги Газаль-руз.
Талел Черный был иного мнения. Он чуял: для Амброза настало время перемен. Лощеный интриган, упрямец, дерущийся за наследство Инес, пришибленный безумец, и вот — Амброз опять стал другим. Каким? Талел не знал, и это пугало некроманта.
Продолжая хохотать, Амброз двинулся прочь.
— Эй! Ты куда?
Ветер отнес в сторону крики чародеев. Амброз не обернулся. Опальный маг трона шел через снежную целину, с хрустом проламывая наст, проваливаясь по колено, не разбирая дороги. Ветер хлестал его наотмашь колючей плетью, рвал с плеч щегольской плащ, измазанный в грязи, но Амброз — простоволосый, в тонких штанах до колен, в башмаках с пряжками вместо сапог на меху — продолжал идти, не пытаясь хотя бы укрыть лицо в ладонях. Пальцы правой руки он держал у рта, словно ногтями дергал себя за кончик языка, и унылый, дребезжащий звук варгана сопровождал Амброза, как верный шут — изгнанника-короля. Минута, другая, и он скрылся в подступающей метели.
Талел перевел дух и нырнул в шатер.
Следом потянулись остальные.
4.
— …я не слишком люблю вас, братья мои в Высоком Искусстве. Можно сказать, что я совсем вас не люблю. В свою очередь, вы не любите меня. А уж друг друга — и подавно. Нам тесно в этом просторном мире. Да, мы уживаемся, но с трудом. Лучше всего мы уживаемся на похоронах одного из нас, рассчитывая на долю в наследстве. Если похороны медлят, мы рады поторопить судьбу. Мой жирный затылок хорошо помнит пятку вспыльчивого Симона Остихароса. Ребра и нос Симона знакомы с кулаками почтенного Амброза. Спина уважаемого Осмунда… Впрочем, я отвлекся. Итак, между нами нет любви и мало приязни. Это великий секрет, который известен ветру в небе и свинье в навозе.
Сегодня я рад, что нам тесно.
Плечом к плечу легче защищаться.
Благодарю вас за то, что вы выслушали меня, не перебивая. Наш брат Амброз ушел, но я рассказал вам все, что узнал от него. Вы спросите: почему наш брат Амброз делился результатами своих изысканий с Талелом Черным, а не, к примеру, с мудрым Н'Гангой, своим учителем? Благодарю тебя, Н'Ганга. Конечно же, вы не спросите. Вы и так знаете причину. Кроется ли она в ваших великолепных пороках? Нет! Ее корень — в моих сомнительных достоинствах. Я — самый злопамятный из вас. Преследуя врага, я — гадкий, омерзительный Талел — дойду до края, и дальше. Я — самый терпеливый из вас. Месть — блюдо, которое едят холодным. И наконец, я — самый трусливый. Я вцеплюсь в глотку врагу лишь тогда, когда его когти и клыки утратят силу.
Итак — Циклоп…
В мертвой тишине Тобиас Иноходец поскреб культю через шелк шальвар. Культя отчаянно зудела. Там, внутри, что-то шевелилось. Казалось, в увечной ноге завелись черви, или нога вознамерилась отрасти заново, как хвост у ящерицы. Зуд нарастал, делаясь нестерпимым, и вдруг прекратился. Тобиас еще раз почесался — и обнаружил, что культя утратила чувствительность.
Вздрогнув, калека повернулся к Талелу. В Черном он видел надежду на спасение. Толстую до утраты человеческого облика, откровенную до наглости; язвительную и обидную — надежду.
О, Талел!
— Кем был для нас Циклоп? Никто, и звать никак. Служка Красотки. Грелка в ее постели. Жалкий подмастерье. Мебель, домашний зверек; прихоть слабой магички. Ученик? Нет, иначе мы бы знали об этом. Чудовище в облике человека? Вряд ли. Мы часто навещали Инес, по делу и просто так. Чудовище мы распознали бы. Однажды при мне Циклоп проговорился, что в детстве мечтал поступить в науку к кому-нибудь из магов. Полагаю, эта мечта и толкнула его на пагубный путь. Мерзавец, как большинство из нас… Тише, брат Газаль! Я приношу свои извинения. Мерзавец, как большинство из нас, за исключением брата Газаля, Циклоп отказался от идеи ученичества. Инес была слабой магичкой; в ее руках Циклоп, вне сомнений, стал бы ничтожным чародеем. Был ли у него великий талант, способный превозмочь слабость наставницы? Не думаю. Талант — пожар. Посещая башню Инес,
