Мардус ударил его в спину, но был слишком далеко, чтобы тяжело ранить; когда же он замахнулся для смертельного удара, во впадину хлынула высокая волна, сбила его с ног и отшвырнула обоих противников, полуослепших от брызг и пены, на утесы.
И снова Мардус опомнился первым. Все еще сжимая в руке меч, он оглянулся, высматривая Серегила. Тот, безоружный и оглушенный, растянулся на камнях. Из раны на лбу текла кровь, заливая один закрытый глаз.
На лице Мардуса мелькнуло выражение мрачного триумфа. Он сделал шаг к противнику, преодолевая сопротивление воды. Из своего долгого опыта он хорошо знал, куда нанести удар, чтобы изувечить жертву и заставить ее умирать долго и мучительно.
Однако сверкание камней-глаз Шлема отвлекло Мардуса. Волна отхлынула, и он обнаружил сияющий сквозь мелкую воду Шлем у своих ног.
— Похоже, я в конце концов все же буду иметь удовольствие принести тебя в жертву Прекрасному, — торжествующе воскликнул Мардус. — Раненый или нет, ты все равно для него желанный дар.
Схватив Шлем за один из изогнутых рогов, Мардус поднял его над головой.
— Адрат Ватарна, фромут…
Серегил дождался своего момента. Открыв глаза, он сунул руку в скрытый водой сапог, вытащил кинжал и метнул его.
Мардус замер, все еще держа над головой Шлем и удивленно глядя на клинок, вонзившийся ему между ребер как раз там, где кончалась кираса.
— Тебе следовало убить меня, пока была возможность, — прорычал Серегил. Оставляя за собой кровавый след, он подошел к противнику. — До сих пор ты играл свою игру блестяще, но всегда следует сначала прикончить врага, а потом уже хватать добычу. Гордыня, благородный господин, это ведь смертный грех. К тому же он делает твои поступки предсказуемыми.
Губы Мардуса растянулись в пародии на улыбку.
— Фокусы. Вечные твои фокусы, — прошептал он. Сжимая в одной руке Шлем, в другой меч, он с трудом повернулся и шагнул к краю бассейна.
Серегил двинулся следом и загородил ему дорогу. Мардус умирал, но взглянул на врага с прежним холодным презрением.
— Пожиратель Смерти… — начал он невнятно; изо рта его на подбородок вытекла струйка крови.
— …Пожрет сегодня твое сердце, а не мое, — докончил за него Серегил, глядя в темные глаза Мардуса.
Он схватился за рукоять кинжала и поворачивал его в ране, рассекая мышцы и сухожилия, пока длинное лезвие не уперлось в кость. Горячий яркий фонтан крови брызнул ему на руку.
Мардус выронил Шлем и рухнул навзничь в мелкую воду. От его носа и рта тянулась цепочка окрашенных алым пузырьков, потом она исчезла. Глаза, уже затуманенные смертью, отразили первый маленький яркий краешек солнца, выглянувший из-за тени луны.
Серегил плюнул в воду. Маленькая волна плеснула через край впадины, скрыв на мгновение Мардуса под покрывалом пены. Когда она снова схлынула, на фигуру Мардуса наложилось отражение другого высокого человека. Серегил поднял глаза и увидел стоящего над ним на краю бассейна Нисандера. До них издали все еще доносились звуки сражения.
— Ты хорошо справился, — торжественно сказал маг. — Теперь нужно навсегда уничтожить Шлем. Подай мне его, а потом найди свой клинок.
Серегил наклонился и схватил Шлем за два черных рога — так же, как он схватил хрустальные острия короны месяцы назад. И так же, как тогда, зазвучали голоса невидимых существ, бесплотные духи окружили его, пытаясь помешать.
Синие камни-глаза были теперь живыми; они повернулись в своих глазницах без век и грозно уставились на Серегила, когда тот протянул Шлем Нисандеру.
Старый маг завернул Шлем в полу своего плаща, так что он стал не виден.
— Найди свою рапиру, — повторил волшебник мягко, но решительно. — Мне нужна твоя помощь, Серегил. Ты единственный, кто может мне помочь.
Почти не ощущая ран, Серегил побрел через бассейн, разыскивая свой клинок.
— Нашел! — крикнул он. — Но что…
Слова замерли у него на устах. Пена очередной волны шипела вокруг его ног, и над ним поднималась высокая фигура из его кошмаров. Но на этот раз Серегил знал, какое лицо скрывается под устрашающим рогатым Шлемом.
Лицо Нисандера.
Руки скелета, образовывавшие нащечники, вцепились в него; когти вонзились в щеки, образовав чудовищные ямочки. Колдовские синие глаза горели ярким огнем, бросая вокруг лучи света. Нисандер стоял неподвижно, словно чего-то ожидая.
— Нисандер, зачем?.. — выдохнул Серегил. Кожа у него на груди, там, где был отпечаток диска, стала чесаться и гореть; потом жар охватил и его правую руку. С дужек гарды начали слетать искры, клинок рапиры засиял. Но Серегил не видел ничего, кроме печальной решимости в глазах Нисандера.
Нисандер… самый старый друг, мудрый учитель, второй отец…
Какая-то здравомыслящая часть рассудка кричала Серегилу, чтобы он немедленно выбросил рапиру в море, но он не в силах был пошевелиться или отвести глаза.
— Нисандер, я не могу! — умоляюще прошептал Серегил; его шепот прозвучал как эхо его ночных кошмаров.
— Ты должен. — Голос Нисандера стал тонким и напряженным. — Я добровольно взвалил на себя эту ношу. «Первым будет Хранитель, сосуд света в темноте. Затем Древко и Воин, которые потерпят неудачу и все же не потерпят, если Проводник, Невидимый, сделает то, что должен. И под конец снова будет Хранитель, чья участь горька, словно желчь». Теперь ты должен нанести удар, милый мальчик. Слишком много крови пролилось, я не смогу удерживать эту силу долго. Если ты потерпишь неудачу, я сделаюсь их Ватарной, проклятием всех живущих. Нанеси удар, Серегил! Другого пути нет и никогда не было.
Тело Серегила, казалось, теперь ничего не весило; он медленно вскарабкался на утес с обнаженным клинком в руке.
«Спрятать глубоко печаль, — прошептал голос в его сердце. — Спрятать боль, и страх, и отвращение, и жалость…
Я понимаю. О да!»
Глаза на Шлеме устремили на него свой взор; Серегил встал прямо перед Нисандером. Удар, который он должен нанести, нельзя нанести сзади. Жалобные стоны духов раздавались всюду вокруг, мешаясь с криками живых. Серегил поднял клинок. Какая-то часть его рассудка узнала среди других голос Алека, но он не обернулся.
Нисандер покачнулся и опустился на колени, широко раскинув руки. На каждой его ладони горели огненные шары, освещая все еще видимые символы.
«…Защитят ваши души…»
Огненные шары начали гаснуть, а сияние Шлема усилилось. Еще и теперь Серегил мог бы усомниться, если бы Нисандер не поднял голову и не взглянул на него глазами, в которых начал разгораться тот же жуткий огонь, что лился из камней-глаз Шлема. Что-то сломалось в Серегиле, когда эти чужие глаза глянули на него с такого знакомого, такого любимого лица…
Обеими руками подняв клинок, он изо всех сил опустил его на голову, увенчанную Шлемом.
